Несколько зевак видели, как "афганская" камуфлированная вертушка МИ-8 зацепилась за канаты башенного крана. Вертолет, завалившись набок, рухнул около ограждения саркофага над разрушенным четвертым энергоблоком Чернобыльской атомной. В кабине были два человека: волжанин и узбек. Они до последнего пытались поднять машину... И - удар!
Никто не разбирался тогда, почему это случилось, кто прав, кто виноват. Режим секретности в первые годы после взрыва на АЭС похоронил многие факты, неизвестные и сейчас. Этих двух летчиков специальным распоряжением администрации зоны отчуждения предписано было вычеркнуть из всех документов. Все равно, мол, не жильцы на этом свете. Лишь западные "голоса" сообщали о вертушке, которая прилетела с полным боекомплектом из Афганистана в Чернобыль и растворилась в жерле недостроенного саркофага.
- Где я?
- Вы в Москве. В военном госпитале.
- А Коля где?
- Вас привезли одного. А какие у вас были волосы, помните? - почему-то спросила санитарка.
Пятидесятилетний пилот майор Ашур Атаджанов пошевелил рукой. В палате на тумбочке стояло зеркало. В отражении он увидел седого незнакомца. Ему запретили говорить, кто он и откуда. Однако такие предосторожности были излишними для того, у кого отшибло память.
По коридорам больницы его водили гулять под руку, как ребенка. Правда, совсем седого и молчаливого. В главном военном госпитале российской столицы всех известили, что этот узбек выполнял секретное задание в Афганистане. Немного контужен. Поэтому беспокоить его расспросами не надо. Мол, его вот-вот представят к правительственной награде.
Время шло, а награды все не было. Как и положенных в таких случаях визитов высокопоставленных чиновников хотя бы в канун нового, 1987 года. Зато чуть ли не каждый день у него в палате собирались американские врачи. В больнице шептались, приезжал академик Сахаров. Выглядело это очень подозрительным, чтобы без пяти минут героя Союза обхаживали союзники моджахедов и академик-диссидент. Ашур пытался вспомнить, почему он здесь и что с ним. Но не мог. По ночам ему снились обрывки каких-то как будто чужих снов. Как будто это было в другой жизни...
- Ашур, трубопровод перебит! Горим! - кричал почти на ухо бортмеханик Зуфар.
Постепенно, через полгода после падения, к нему стала возвращаться память. Ашур стал вспоминать, как до Чернобыля служил в Афганистане. Их вертолетную бригаду называли "таджикской". Потому, что командный состав был укомплектован офицерами из Средней Азии. Транспортная вертушка, вся в дыму и пробоинах, зависла над небольшим пятачком у афганского аула. "До Баграма 40 минут лета, а мы здесь как на ладони", - успел было подумать Ашур, нажимая на рычаг управления. Рукоятка заскользила в крови, сочившейся по комбинезону из перебитого пулей плеча. Удар! Еще одна ракета попала в грузовое отделение.
- Очнулся от того, что по спине и ногам течет керосин, а в моей голове, голове советского летчика крутится фраза из Корана: "Нет победителя, кроме Аллаха", - вспоминает Ашур.
Память вернулась. И он выжил. Наперекор всем приговорам докторов.
- Не поверишь, но тогда в Чернобыле не хватило пару сантиметров, чтобы разминуться с краном над реактором. Машину качнуло. Зацепился за трос, винт оторвало...- вспоминает пилот свой последний полет.
Его рабочий день на станции был слишком прост. Пролететь за 30 секунд над реактором и сбросить 500 килограммов специального дезактивационного клейкого раствора. И так пять-семь раз за смену. В тот злополучный день он пошел на девятый круг. После таких "несложных ходок" в небо - на землю спускались, словно изрядно выпившие.
- Идешь, а тебя носит из стороны в сторону, многих просто рвало. За день получали тройную норму облучения, - вспоминает Атаджанов. Тогда мало кто обращал внимание на здоровье. Была поставлена задача - успеть построить саркофаг до Нового года.
Потом ему трижды пересаживали спинной мозг. С 1987 по 1989 год лечили в Японии, России и где-то в Латинской Америке. В Бразилию в 1987-м его забрал один миллионер. Приехал в Москву и говорит: где тот, кто упал в реактор и выжил? Несколько месяцев Ашур жил у него на вилле, лечился в частной клинике. А может, это и не Бразилия была, а Аргентина. Точно Ашур сказать не может. Да и где тот благодетель - не знает.
До 1991 года, пока был жив Союз, еще оплачивали расходы, возили на курорт. В самостийной Украине пилот-узбек оказался никому не нужным.
К нынешнему ноябрю, 22-й годовщине падения над 4-м энергоблоком, из однополчан Чернобыльской отдельной вертолетной бригады в живых остались только он и радист Николай Магленый, который затерялся где-то в России.
Но иногда он благодарит судьбу за то, что ему пришлось споткнуться о ядерный реактор. Теперь они оба вспоминают об этом...
В начале 90-х больничные коридоры были его прогулочными "улицами", а палаты - "домом". Больше он нигде не бывал. С Ольгой, младше его на почти 30 лет, Ашур познакомился в Институте радиационной медицины в Киеве. А через пару лет наперекор всем диагнозам и уговорам врачей у них родился сын Яков. Они живут в крохотной квартирке под Киевом.
Теперь, в свои 14 лет, Яков почти здоров. Он хотел бы быть, как отец, - летчиком. Но с каждым годом все больше теряет зрение. А у отца нет сил и возможностей ему помочь. Украина не считает Ашура Атаджанова ликвидатором-чернобыльцем.
- Все, что он получает, - военную пенсию полковника запаса в размере 1800 гривен (350 долларов), а в день только на лекарства уходит до 100 гривен. И никаких льгот. Недавно супруга ходила в собес просить новый автомобиль вместо прогнившего "ушастого" "Запорожца".
- А что у вашего мужа ног нет ходить? Вот не будет ног, тогда и приходите! - был ответ служащей пенсионного отдела одного из районов Киева.
- Ну, пошел бы, Ашур, попросил бы чего-нибудь! Ради Якова! - чуть ли не рыдает Ольга над нерадивостью мужа.
- Не могу я, Оль, я же советский офицер! - вот и весь ответ. По вечерам 72-летний инвалид надевает старый летный комбинезон и идет на стройку подрабатывать ночным сторожем. Лишние 120 долларов не помешают. Там, в сторожке, иногда прикорнет. Сон он почему-то видит всегда один и тот же...
15 мая 1986 года. В украинское Полесье прямо из афганского Баграма прилетел военный МИ-8. На борту - подвесные ракеты, пулеметы. А в кабине у летчика-узбека на приборной панели рядом с Кораном стоят православные иконы. Посадку в Припяти с полным боекомплектом не разрешают. Решили приземлиться просто на поле, у любой деревни. А что? Как подняли по тревоге в Афгане - так и прилетели!
- Коля, хорош, давай садиться!
- Люди добрые, что это за село?
- Соснівка буде.
- Горилку давайте и сало несите!
- Невже будете?
- А то?! На Родину прилетели!