Традиционный обзор книжного рынка от «Труда»
Художники и мыслители обречены на поиск себя, в каком бы веке им ни выпало творить. А ярмарке тщеславия они зачастую предпочитают птичий рынок, где все поближе к жизни, к простоте и истине.
Поэт, философ Ольга Александровна Седакова — редкий гость в публичном пространстве. Потому столь ценен сборник ее интервью двух последних десятилетий. Ее умозаключения, конечно же, привязаны к нашему времени, но они актуальны и для дня вчерашнего, и дня завтрашнего. Вот, например: сегодня свобода делать плохое явно преобладает над свободой делать хорошее. Или: новейшее искусство будто задалось целью травмировать и вглядываться в травмы... Но там, где примешано рабство, корысть, страх, красота не образуется.
В размышлениях об Элиоте, Льве Толстом, Данте (кстати, Ольга — автор нового перевода «Божественной комедии») Седакова постоянно вглядывается и в век нынешний. Пережив годы изгнанничества, когда не печатались ее стихи и проза, признается: «И сейчас нет такой группы, в которой мне было бы по себе. Публичная литературная жизнь переменила декорации, но на сцене те же герои».
Темы сокровенные. Читаешь по чуть-чуть. И хочется возвращаться вновь и вновь.
После книг про Москву и Питер в этой серии топографию сменила биология. Идею подкинул Юрий Рост со снимком, на котором пацан продает на Птичьем рынке выгнанного из дома щенка. Свыше 30 авторов сборника высказываются на вечную тему: те, кого мы приручили, делают нас лучше. «Живое воспитывает живых». Кроме предсказуемых кошек, собак, рыб в дело пошли муравьи, осел, козел, удав, лобстер, улитки и даже медуза и плюшевый щенок. Александр Генис погружается в буддизм с помощью кота по имени Геродот. У Людмилы Улицкой фамильная летопись игрушечной собачки стала иллюстрацией к мистическим теориям Даниила Андреева. Пойманная на даче ящерица заставляет Дмитрия Воденникова цитировать Мандельштама. А «неплохо мяукающему» Евгению Водолазкину его кот Мусин указал «на сходство поэтики постмодернизма с поэтикой средневековой».
Большинство текстов вызывает хохот. Владивостокский биограф Александра Фадеева Василий Авченко из укуса медузы выстраивает романтическую сагу. А переводчик Яна Вагнер рассказывает, как облегчала жизнь больному трехлапому боксеру Вене. Да, и как же могло обойтись без истории дружбы тигра Амура и козла Тимура, в которой покопался журналист Василий Снеговский? А вот с алибасовским Чучей не успели — это, видимо, персонаж для будущих изданий.
Глинке повезло знать лучших представителей золотого века: Жуковский, Кюхельбекер, Дельвиг... «Не пой красавица при мне» на стихи Пушкина — романс по сей день неувядающий. А последней большой любовью музыканта была Екатерина Керн — дочь той самой Анны Керн, которой адресованы знаменитые строки «Я помню чудное мгновенье:». Не лишенный тяги к музыке Николай I благоволил композитору, именно с его подачи тот был наречен «первым создателем национальной оперы». Император однажды даже посетовал, что такой одаренный музыкант может остаться автором единственной оперной партитуры «Жизнь за царя». И, вдохновленный пушкинской поэмой «Руслан и Людмила», Глинка создал еще одну оперу, потратив на это шесть лет. Правда, она уже не имела столь оглушительного успеха. То ли время поменяло вкусы, то ли либреттисты, на которых Глинке не очень везло, подвели.
Как отмечал Белинский, созданная «волшебная опера» казалась неуместной на русской почве, кощунственными выглядели переделки сказки Пушкина. Сам Михаил Иванович не считал свое детище провальным, однако, несмотря на роившиеся в голове замыслы, к операм уже не возвращался. Да и вообще последние годы жизни больше тянулся к Европе. И умер в Берлине, не дождавшись достойного признания своего творчества на родине.