22 ноября 1941 по Дороге жизни, проложенной для снабжения блокадного Ленинграда по льду Ладожского озера, прошла первая «полуторка».
Она так теперь и называется, эта дорога, – Дорогой жизни, хотя мне приходилось слышать и даже читать, хотя бы и у самого академика Лихачева, что в блокадную пору ее часто называли Дорогой смерти – уж очень страшно было по ней ездить, и уж очень велик был процент потерь. Но победило-то все-таки «жизнеутверждающее» имя, потому что при всех ужасах и потерях дорога эта была спасительной для города. И победило это имя не цензурой – к нашему времени вся советская принудительная лакировка давно уже облетела, но именно мнением, да, мнением народным.
Советская власть все боролась с «очернительством истории», вычеркивала из документальной, исторической литературы все «порочащее» – и этим провоцировала нас именно порочащее-то и выискивать. А сейчас с нами со всеми происходит примерно то же, о чем написали в своей «Блокадной книге» Алесь Адамович и Даниил Гранин: «Тут было разное: и мародерство, и спекуляция, кто-то наживался на голоде, воровали продукты, выменивали на золото, на драгоценности, картины, меха, были и такие, что пьянствовали, кутили («Один раз живем!»), – всякое было в многомиллионном городе. Странно, однако, что в дневниках эти случаи приводят редко и вспоминают о них неохотно, хотя и соглашаются, что если избегать этих фактов, картина получится неполной».
И это еще раз доказывает, насколько жалкую роль только и могут играть всевозможные комиссии, защищающие нашу историю от злокозненных очернителей: никаким очернителям не удастся очернить никакой народ в его собственных глазах. Скажу больше: если мы начнем изо дня в день оплевывать все национальные святыни, этим мы только вырастим гиперромантическое движение, которое вообще объявит историю России абсолютно безупречной и неприкосновенной. Радикальный национализм в основном и порождается попытками преодолеть национализм нормальный, подобно тому, как организм реагирует повышенной температурой на внедрение инородного тела. И вот эта реакция на попытки – безразлично, «объективные» или «необъективные», – принизить образ России в глазах ее граждан гораздо опаснее, чем то потенциальное снижение ее репутации, для борьбы с которым и создается очередная комиссия.
Но если внутри России в защите ее образа от принижения не заинтересованы лишь очень немногие, именно на этом принижении и построившие свою защиту от собственной ничтожности, то вне ее тоже лишь очень немногие не пожелают приподнять свою самооценку за счет страны, которая столько десятилетий внушала страх.
И все же чужими репутациями озабочены больше не брокеры и не докеры, а интеллектуалы. И они всегда будут подтасовывать факты в пользу той картины мира, которая обеспечит им ощущение собственной избранности.
Так какую же обнадеживающую мечту мы можем подарить интеллектуалам всего мира? Столь же простую, сколь и гениальную: «В России умеют ценить таланты». Для этого всего лишь нужно их действительно ценить.