- Виктор Федорович, кем вы в детстве хотели стать?
- Я не думал об этом - просто жил, и все. Детство было очень хорошее - в деревне, на природе, в трудах: и косили, и пахали, и деревья корчевали... Тогда и писать начал, был поэтому любимцем педагогов. Меня учительницы на переменках ловили, целовали: как же, поэт - один на весь поселок! После работал на заводе, учился на курсах подготовки в вуз, поступил в Литературный институт. Постепенно рос круг людей, которые поддерживали, верили в меня .
- Когда-то путевку в литературную жизнь вам дал Пришвин?
- Да, он заметил меня среди подростков, выступавших на вечере в Сергиевом Посаде, и пригласил к себе. Так началась наша дружба, которая длилась несколько лет. Я учился у него писать прозу, выпустил книжку небольших рассказов, получившую высокие отзывы критиков. И Шолохову она понравилась, и Платонову, который тоже стал моим учителем.
- А с ним вы как познакомились?
- Услышал от друзей, что есть такой писатель - Андрей Платонов, в тот же вечер пошел к нему домой (он жил тогда в здании Литературного института, на Тверском бульваре), и мы проговорили пять часов подряд. Знакомство переросло в большую дружбу. Когда Платонов умирал на руках Василия Гроссмана, вспомнил обо мне. Пастернак тоже меня любил, есть известный его автограф: "Любимцу моему - Виктору Бокову, поэту живому, горячему..." А с Твардовским мы вместе учились в ИФЛИ, куда я поступил уже после Литературного, сразу на пятый курс.
- Литинститут вы окончили в 38-м, но первые поэтические книги - "Яр-хмель", "Заструги" - вышли только через 20 лет. Война помешала творчеству?
- На войне я не был: меня по обвинению в "антисоветчине" арестовали еще в лейтенантской школе в 1942-м и вместо фронта отправили в сибирский лагерь. Тогда для этого достаточно было нескольких строк доноса. Еще "повезло" - получил всего 5 лет, потому что за меня заступилось командование, профессора военные приходили на трибунал и говорили: "Это наша гордость!.." Но я везде продолжал писать, даже когда работал зоотехником в лагере по 20 часов в сутки. Даже на коне в седле. А иначе бы не стал профессионалом.
- Как вы сейчас оцениваете то время, в частности Сталина?
- Я написал стихи: "Я Сталина ругать перестаю". Во-первых, сколько можно, а во-вторых, он все-таки немало сделал для страны, ее восстановления. Советское время меня устраивало. Хоть я считался "врагом"...
- А как вам сегодняшняя поэзия? Со временем вы и сами стали поддерживать таланты.
- Да, раньше я как живчик везде бегал, ездил по всей России... Сейчас здоровье не то, мало слежу за литературой, хотя иногда продолжаю писать.
- И частушки по-прежнему собираете? Какая самая любимая?
Я по бережку иду,
по бережку сыпучему,
Я люблю, а ты не любишь:
Это, милый, почему?
Вот образец удивительного мастерства! "Сыпучему" - "почему": потрясающая рифма, не каждый профессионал такую найдет! Скажем, Маяковский пытался частушки писать, но разве это частушки? Народное творчество, народная песня - вот мои мерки, мои идеалы. С детства играю на балалайке, на гармошке, даже ансамбль частушки у меня когда-то был.
- У вас есть строчки: "Вся моя душа - пехтень и короб, //Песен в ней - что осенью опят, //Все они, как бабы у задворок, //Радуются, плачут и вопят..." Музыкальность - признак истинной поэзии?
- Не всегда. Не ко всем стихам можно подобрать музыку: для этого нужна особая, песенная ритмика, песенные образы. Верлибр, например, - какая тут музыка?
- Говорят, если человек талантлив, он талантлив во всем. Были у вас какие-то "пламенные страсти" помимо поэзии и частушек?
- Рыбалка! Я был заядлым рыболовом и очень удачливым: мог просидеть целый день в 30-градусный мороз, без варежек, и полный мешок наловить на спиннинг!
- Увлеченность - одна из причин вашего долголетия?
- Да, я всегда был в гуще событий, всегда верил в силу добра, никогда ни на кого старался не гневаться. И гены помогают: дед мой был долгожителем, родители. От них по наследству любовь к жизни и мне передалась.