В 1912 году на углу Рождественки и Пушечной по проекту архитектора Величкина возвели роскошнейшее здание. В качестве заказчика выступила "Саламандра" - общество страхования от огня. Со стороны Рождественки расположился вход в гостиницу "Берлин". С Пушечной - в ресторан и собственно в правление страхового общества. Его девизом было: "Горю, но не сгораю". Современники, конечно, насмехались над слоганом, но гостиница действительно ни разу не пострадала от огня.
А в 1914 году ее пришлось срочно переименовывать. Поскольку в первой мировой войне Берлин был вовсе не на стороне России. Назвали нейтрально - "Савой".
Собственно, роскошной гостиница была совсем недолго. Начались трудности военного времени, затем - революционного, и в новую эпоху отель вошел каким-то вшивым общежитием. Ирма Дункан (приемная дочь Айседоры) и Алан Росс Макдугалл так описывали пребывание американской танцовщицы в ресторане этой гостиницы: "Голодные, как волки, они пошли в обеденный зал, надеясь на хороший обед. В центре комнаты стоял один большой стол и несколько поменьше по сторонам. За центральным столом сидело с дюжину чумазых, немытых мужчин. Они были в шляпах и пальто и, громко глотая, хлебали из железных мисок темный, грязноватого вида суп, заедая его огромными ломтями черного хлеба. Это были "товарищи"!
В те времена гостиница "Савой" носила гордое название - общежитие Наркоминдела. И описанные здесь "товарищи", наверное, имели самое прямое отношение к дипломатическому миру молодой республики.
В тридцатые годы гостиница вновь стала набирать остатки старой роскоши. И, разумеется, обзаводиться новой, социалистической. Тут останавливались "прогрессивные" писатели - Ромен Роллан, Анри Барбюс, Джон Стейнбек. Правда, по сравнению с западным миром здесь было все-таки довольно аскетично. Но, к примеру, тому же Стейнбеку достались вполне сносные апартаменты. Разве что санузел подкачал. Дело в том, что вход в него перегораживала ванная. Поэтому желающему постоять под душем следовало сначала открыть дверь, затем протискиваться внутрь, заходить за раковину, после чего закрывать дверь и лишь закончив эти упражнения, лезть в ванну.
Впрочем, у "савойских" ванных был еще один довольно ощутимый минус. В то время эта роскошь была в Москве большой диковинкой, и все друзья гостей столицы, проживавшие в дурновских, кривоколенных и подколокольных переулках, приходили в номера к своим гостиничным приятелям, чтобы помыться. Поначалу у приезжих скапливались целые очереди дорогих гостей с мочалками и полотенцами, а также с кипами нестиранных подштанников. Но со временем хозяева заветных ванн делались все строже и, стремясь к нормальной жизни, отказывали визитерам в банно-прачечных услугах.
В 1958 году гостиницу переименовали снова. Никому не ясное, зато неуловимо буржуазное слово "Савой" опять сменилось на "Берлин" - название столицы братской социалистической державы. Во времена перестройки ресторан отреставрировали (силами югославской фирмы), сделали совместным (советско-финляндским) предприятием и вернули исконное историческое название - "Савой" (то, что "исконным" было все-таки "Берлин", пожалуй, никому и в голову не приходило). Началась новая жизнь. Роскошная до невозможности.
Правда, тут поначалу накрывались всевозможные "фуршеты" и "коктейли", на которые иной раз попадали не слишком рафинированные господа в китайских майках и отечественных свитерах. Больше того, в "Савойе" даже устраивали угощения для детей-сирот. Но со временем подобные мероприятия из моды вышли. А на приглашениях в "савойский" ресторан теперь указывается форма одежды. Смокинг или фрак.