В театре Елены Камбуровой жгут корабли. Очень красиво
Театр Камбуровой давно доказал, что для него практически нет ограничений по времени и стилю: ему родная — всякая ХОРОШАЯ музыка, от мелодий Окуджавы до тончайшей вокальной лирики Шуберта и Дебюсси. Новое тому подтверждение — «Танец для сопрано и струнных»: песни, романсы, арии, которые можно не только петь, но и танцевать.
На сцене Малого зала, так напоминающего архитектурой старинные усадебные салоны с антресолями — струнный квартет, играющий увертюру: вальс явно современный и столь же явно стилизованный под эпоху романтизма. Его автор — одновременно и аранжировщик всей программы Олег Синкин (музыкальный руководитель театра). Появляется высокая красавица в тургеневском белом платье, неспешно поднимается на антресоли, и сверху звучит первый вокальный номер — «Средь шумного бала» Чайковского на стихи Алексея Толстого. Это — певица Надежда Гулицкая, солистка театра Камбуровой и автор композиции вечера.
Признаюсь, слегка насторожился: хватит ли такого легкого, почти детского голоска на большую, насыщенную контрастами программу?
Но то была лишь распевка. Через старинную арию-менуэт Андре-Жозефа Экзоде и тонко стилизованную «под старину» Павану Габриэля Форе певица готовит себя к первой виртуозной жемчужине — «Неаполитанской тарантелле» Россини, а затем и к кульминации первой части программы — вальсу Иоганна Штрауса «Весенние голоса». Вот тут уже слышно: бойкой Надежде палец в рот не клади — без малейшего напряжения взлетает голосом до космического ля-бемоль, который даже выше, чем вершины знаменитой арии Царицы ночи Моцарта (ее, кстати, Гулицкая тоже пела, но не сейчас, а в Большом театре в спектакле «Волшебная флейта»).
Тут антураж меняется, свет пригасает, и солистка предстает уже в черном наряде — наступает блок испано-латиноамериканских мелодий и ритмов, а попросту говоря на смену менуэтам и вальсам приходят хабанеры, болеро и танго. Правда, авторы какое-то время еще остаются французские — тогда, на рубеже XIX и ХХ веков, Делиб и Равель не знали себе равных в трактовке испанских мотивов. Впрочем, когда слышим хабанеру «Помолвка» Себастьяна Ирадьера, бросается в уши — да это же вариация на сверхпопулярную Хабанеру Кармен! А заглянув в программку, удивляемся еще больше: эта вещь написана испанцем, умершим за 10 лет до сочинения Жоржем Бизе его прославленной оперы. Фокус в том, что припев «Любовь, любовь» Бизе взял из популярной тогда песни, которую считал народной, и, лишь завершив оперу, узнал, что у мелодии есть автор. О чем не преминул сделать пометку в партитуре. Гений и благодарность — вещи вполне совместные. А мы поблагодарим Надежду и Олега за этот интересный исторический экскурс.
Затем — краткий бросок в Аргентину, ради двух непревзойденных создателей танго, Карлоса Гарделя и Астора Пьяццоллы — и финал: вновь вальс, вновь «Штраус»... но в кавычках, т.к.это название песни Джорджа и Айры Гершвинов, где великий американский композитор и его брат-стихотворец роскошным вальсовым реверансом признаются в любви к великому австрийскому предшественнику.
Достало бы и одной музыки, чтобы часовая программа воспринималась на одном дыхании. Но тут и настоящее действо, поставленное хореографом Марией Суконцевой: таинственные проходы за полупрозрачной занавеской, запускание бумажного кораблика в громадную стеклянную чашу с плавающими свечками, от которых этот кораблик в конце концов загорается... За три минуты вальса Штрауса певица успевает превратиться из очаровательной венской бюргерши в окошке в соблазнительную гранд-даму (а всего-то надо было закутаться в пышный тюль занавесок, чтобы платье приобрело бальный вид). А когда в затемнении фигуру Надежды, держащей красную розу, выхватывает прожектор, то вспоминается старая шутка: «Зачем петь, ходи туда-сюда, уже красиво».
Для справедливости замечу, что, конечно, не обошлось без технического брака, какие-то из пассажей пролетели лишь приблизительно... Проблемно и завершение программы на чудесном, но все-таки не итоговом, как представляется, вальсе Гершвина. Все же композицию, так естественно начавшуюся с русской темы, естественнее было бы и завершить возвращением в Россию. Да хоть современной аранжировкой все того же «Средь шумного бала». Например (фантазирую), его можно было бы ритмически приблизить к лирическим танго Пьяццоллы...
А впрочем, спектакль только начал свою жизнь. Как пишут в таких случаях в анонсах, «в программе возможны изменения». Не сомневаюсь, что Надежда, имеющая за плечами и дирижерско-хоровое, и сольное вокальное образование в Академии имени Виктора Попова, участвующая в таких сложных проектах знаменитого дирижера Владимира Юровского, как исполнение оперы «Прометей» Орфа или «Предварительное действо» Скрябина (последнее еще предстоит 17 мая в Доме музыки), дошлифует собственное детище до истинного блеска.