- Правда, что поначалу вы хотели поменять чеховское название?
- Хотел, потому что "Чайка" у всех ассоциируется с совершенно определенными театральными и литературными впечатлениями. Балетная же версия предполагает иное видение, в каком-то смысле отход от первоисточника. Но лучше чеховского названия ничего не придумалось, а вот проблематика у нас, так сказать, с эстетическим уклоном: ценность и цена искусства, конфликт между поколениями художников, борьба старых и новых форм...
- Тридцать лет назад вы сами были этаким Треплевым - безоглядно крушили каноны, до того считавшиеся незыблемыми... А теперь не стали ближе к традиционалисту Тригорину?
- Оба эти героя мне близки. Можно сказать, они две моих половинки. В нашем спектакле они показаны как два хореографа. Один - обремененный опытом, славой руководитель труппы. Другой - молодой человек, для которого главное - оголтелый нигилизм. Я прожил большую жизнь, уже сорок лет в профессии, хотя не чувствую себя стариком. Ставил такие разные спектакли, как "Гаянэ", "Жар-птица", "Пинк Флойд", "Бумеранг"... Часть моей жизни, непростая и счастливая, действительно прошла как бы в образе Треплева. Может быть, не так категорично, как он, но и я отрицал то, что делалось на академической сцене. Поэтому, кстати, не разделяю распространенной трактовки Треплева как бездарности. Я отношусь к нему как к человеку, полному идей и фантазий, которые не до конца сформировались. Может быть, ему не хватило той силы воли, дисциплины -попросту говоря, трудолюбия - что необходимы художнику для убедительной реализации замыслов. Я сам благодарю Бога за то, что он мне дал не только способность сочинять танец, но и дикую работоспособность. А Косте не дал, и в этом его трагедия... Я с большим вниманием, но и с тревогой смотрю на нынешнее поколение молодых людей. Среди них слишком много таких вот Треплевых. Люди не способны на самопожертвование, на страдания, без которых не бывает настоящего искусства и вообще любого настоящего дела.
- В поисках новых форм ваши актеры даже хип-хоп освоили!
- Что тут удивительного: это для театральных подмостков брейк-данс - экзотика, а в молодежной культуре он - одно из приоритетных направлений.
- Почему в новом поколении артистов балета так редко загораются звезды?
- То, что сегодня на балетном небосклоне не появляются артисты уровня Нуриева, Барышникова, Макаровой, конечно, плохо. Любое искусство, балет в том числе, проявляется прежде всего через яркую творческую личность. Именно она привлекает аудиторию. Кстати, личность и звезда - не совсем одно и то же. Иные звезды - сомнительные персонажи, созданные индустрией пиара. Таких сейчас пруд пруди. Может быть, они-то и загораживают выход на сцену истинным звездам? Хуже всего, что тут возникает порочный круг: нет звезд - падает интерес к балету в обществе, а в ответ на это еще ниже опускается профессиональная планка танцовщиков...
- Выходит, в области балета мы уже не впереди планеты всей?
- В искусстве очень трудно решать, кто первый, кто второй. Нас не то что обошли, но нет уже былого безоговорочного поклонения русскому балету. Сейчас замечательный уровень танца во Франции, особенно в Париже, в Германии, очень сильные труппы в Нью-Йорке, Сан-Франциско. Но повторяю: для меня печальней то, что мы теряем престиж нашего искусства внутри страны. А уж отсюда неудачи на международном поприще. Да, классический репертуар Мариинского театра очень качествен, но остальная балетная жизнь не блещет творческими достижениями. Может быть, дело в том, что раньше у русского балета был самый высокий патронаж - со стороны царской семьи, политбюро и так далее. Сегодня же наше искусство всего этого лишилось. Не стань завтра балета вообще - мало кого это в России обеспокоит. И меньше всего - чиновников, поскольку современное Российское государство, видно, перестало считать себя главным меценатом искусства. Лично мне это очень горько. Может быть, много на себя беру, но, на мой взгляд, без русского балета и Россия не Россия.
- Что лично вы можете предложить, чтобы изменить ситуацию?
- Я активно работаю, создаю новые спектакли, это моя каждодневная жизнь. Не оставляя ее, мне захотелось чего-то нового, значительного не только для себя и своего театра, но и для моего любимого города, для нашей балетной державы. Так появился проект Дворца танца в Петербурге.
- Что это такое?
- Отнюдь не театр для одного Эйфмана. В первую очередь это уникальный театрально-учебный комплекс всероссийского значения. Конечно, без помощи государства нам не обойтись. Разумеется, я и мои коллеги готовы жизнь положить, чтобы наши идеи реализовались, но не хотелось бы тратить остаток сил на беготню по олигархам и выпрашивание денег. В Петербурге существуют три кафедры хореографии - при консерватории, Академии имени Вагановой, Гуманитарном университете. Но где громкие имена, интересные премьеры? Назовите мне хоть одну фамилию молодого талантливого хореографа... Сегодня 30 процентов выпускников растворяются в варьете или художественной гимнастике, 70 вообще меняют профессию. И никто не спросит: где результат, ребята? Уж простите, но меня волнует, что будет с моим театром, когда стану совсем старым. Каждая новая постановка дается с огромным трудом. Я бы очень хотел, чтобы рядом появились талантливые молодые преемники.
- Слышал, в вашем дворце будут работать сразу три труппы...
- Именно так - в соответствии с тремя веками и тремя стилями русского балета. Труппа имени Мариуса Петипа будет танцевать классику ХIX века, реанимировать забытые партитуры. Вторая - собственно балет Эйфмана. Третья труппа представит экспериментальную лабораторию, нацеленную на поиск новых форм. Это балет ХХI века. На базе этой труппы создадим студию молодых хореографов, которая призвана влить новую кровь в нашу хиреющую профессию...
- Как получилось, что ваш 10-летний сын Саша не занимается балетом, а мечтает быть кинорежиссером?
- Когда-то я пошел в балет против воли своих родителей. И сыну мне не хочется ничего навязывать. Пусть сам ищет дело своей жизни. Если честно, я его и вижу-то несколько раз в неделю, по пять - десять минут перед сном. Конечно, это плохо, но иного ритм нашей жизни не позволяет. Надо отдать должное моей жене Валентине (Валентина Морозова - балерина, народная артистка России. - М.С.), что терпит такого мужа.
- Борис Яковлевич, вы только что отметили свое 60-летие. Для своих лет вы прекрасно выглядите...
- Во-первых, спасибо моим родителям за гены. Если тебе на роду написано быть толстым и рано состариться, ничего не поделаешь. Я видел людей, которые следят за собой, делают гимнастику, сидят на диете, но у них все равно тело дряблое, обвислое. Для меня лучшая гимнастика - сочинение хореографии. Необязательно тут же исполнять ее самому - интеллектуальная атака тоже требует затраты огромных сил. Правда, бывают периоды накопления информации, когда я читаю книжки, размышляю. Тогда прибавляю в весе, появляется одышка. Но выхожу на репетицию - и сразу кровь бурлит, все лишнее сгорает, душа поет...