- Александр, для многих писателей путь в литературу пролег через работу дворником, сторожем...
- До того как окончить Литературный институт, я учился в трех технических вузах - Горьковском высшем военно-техническом училище связи, Московском инженерно-физическом институте и Московском горном институте. Наука вообще очень красивая вещь и, как литературе, ей не противопоказано образное мышление. А студентом, конечно, подрабатывал и дворником, и грузчиком, и проходчиком в подземных коммуникациях. Мы работали в кессонных камерах, из земли в проходку поступала вода, ее нужно было выжимать в специальную камеру и после смены ждать, когда сравняется давление внутри и снаружи. Люди нетерпеливые стремились открыть камеру побыстрее, и от резкого перепада давления из ушей, случалось, шла кровь...
- Литинститут стал для вас чем-то большим, чем просто местом интересных встреч, как для многих начинающих писателей?
- "Место встречи" - неплохое название для этого учебного заведения: там действительно можно найти своих единомышленников, свою литературную мечту...
- А вам не кажется, что, помимо полезного общения, Литинститут приносит юным определенный вред: они усваивают стереотип бытового поведения литератора с непременным пьянством, разгулом и прочими "радостями жизни"? Конечно, к порокам можно приобщиться и в других местах, но здесь это считается в порядке вещей...
- Да, молодые испытывают большое давление на психику, когда перед ними встает вопрос: что значит быть писателем с точки зрения не только творческой, но и поведенческой? Это своего рода болезнь богемного образа жизни, через которую надо пройти. Я поступал в Литинститут в 26 лет, уже отслужив в армии, имея семью, ребенка, и заражаться какими-то детско-юношескими болезнями мне было не с руки...
- А после института?
- В 1986-м отправился журналистом на Сахалин, причем избрал путь не по воздуху, а по железной дороге. Добирался две недели: выходил в Иркутске, потому что не мог проехать мимо Байкала, побывал в легендарном Ванино - "Я помню тот Ванинский порт..." А затем на пароме переехал на Сахалин, где счастливо проработал три года в газете Сахалинского морского пароходства. Замечательное было время: я объездил весь остров, ходил в загранрейсы, общался с моряками... С неким ужасом купался в Японском море, зная, что подо мной глубина два с половиной километра! Мореходы же бултыхались так, словно это дачный пруд. Только одно портило впечатление: мои годы работы совпали с борьбой с пьянством, а жизнь в суровых дальневосточных условиях без "сугрева" переносится сложно ...
- И в чем она - сахалинская экзотика?
- Зимой там частенько проходят мощные снежные заряды, которые разрушают всю островную систему энергоснабжения, и народ вечерами сидит в темноте. Мылись порой тоже своеобразно: заливали ванну водой, которую тайком от властей выпускали из батарей, - ржавой такой, темного цвета. Так что люди там закаленные - иначе не выжить. Приобщение к сахалинскому братству дало многое - особую энергию, фатально-оптимистическое отношение к судьбе ("что бы ни произошло - хуже не будет"), умение выпутываться из любых ситуаций, не унывать - все это дорогого стоит. Там даже дети особые. Я жил в Холмске - это морская столица острова, - который стоит на сопках. Зимой дороги очень скользкие, их постоянно посыпают угольной крошкой из котельных, весной и летом она начинает летать над городом. Так вот, как-то шел я зимой в магазин, а навстречу - мальчик с бидоном. Поскользнулся, упал, сидит в молочной луже и растерянно смотрит на мир. Я подошел, поднял его, даю рубль: "Вернись, еще купи". Он кладет деньги в карман, смотрит задумчиво в сахалинское небо - а о небе надо говорить отдельно! - и говорит: "А скажу-ка я маме, что молока не было!" И побежал по своим ребячьим делам. А небо действительно удивительное - как на корейских или китайских картинах, где облака в завитушках, будто специально нарисованные. Но на самом деле все так оно и есть, и художники ничего не придумывают. Что говорить о гигантских лопухах или гречихе, о своеобразной кухне, с которой меня познакомили корейцы! Мы спокойно ели крабов, икру - все, о чем люди в Москве могли в то время только мечтать...
- И все-таки вернулись в столицу...
- Все приезжавшие с материка считали, что они на острове ненадолго: подзаработают и уедут. Но многие обрастают связями, семьями и остаются навсегда, прикипают. Я же связывал свое будущее с литературой, а на острове трудно заявить о себе всерьез. Уехал вовремя, в 89-м: потом начались известные перемены в обществе, и, конечно, все на Сахалине забедовали: посыпалась система северных надбавок, коэффициентов. В Москве я начал перерабатывать очень богатый сахалинский материал, который не давал мне покоя, и было бы просто неблагодарностью к годам, проведенным на острове, не воплотить его... В "Осенней женщине", например, есть целый раздел "По дороге на Сахалин". В общем, Сахалин - это навсегда! О своей неизбывной любви к острову в недавнем интервью рассказывал и другой лауреат премии "Ясная Поляна" - прозаик Анатолий Ким, в свое время поживший там. Можно вспомнить и Глеба Горбовского, тоже бывшего сахалинца. А затем и вообще начать размышлять о "сахалинской школе"...
- А журналистика, которой вы занялись и в Москве, не мешает писательству?
- В чем-то мешает. Порой делаешь что-то без души, и возникает достаточно неприятное ощущение словесного конвейера... С другой стороны, журналистика дисциплинирует: нравится не нравится - а статью надо сдать в номер, вовремя - садись и пиши.
- Как журналист вы много ездите по стране. Как оцениваете состояние литературы в провинции? Некоторые считают его безнадежным...
- Не согласен. Тем, кто живет в столице и вроде бы может печататься в "толстых" журналах, ходить на "тусовки", на самом деле очень трудно опубликоваться (я имею в виду литераторов некоммерческого толка). А в провинции почти в каждой области, крае есть своя книжная программа, и писатель имеет возможность раз в год выпускать книжечку. Другое дело, что зачастую эти книги не выходят за пределы города или области. Сейчас в провинции много журналов очень достойного уровня - с большим интересом слежу за "Бельскими просторами", "Дальним Востоком", в котором был опубликован один из моих первых рассказов. Это серьезные издания с солидными тиражами, приличными гонорарами, и публикация там - такая же честь, как и в "толстом" столичном журнале.
Хотя, конечно, культурное пространство за последние 15 лет оказалось разорванным, и у многих провинциалов нет выхода на Москву, приходится вариться в собственном соку, а это без следа не проходит. Порой им начинает казаться, что вот они - два гения, а третий, подающий надежды, бегает им за водкой, и они друг друга читают и нахваливают. Плюс большая обида на столицу, которая не хочет их замечать. Тем не менее, кому-то удается заявить о себе - взять хотя бы Алексея Иванова из Перми, чей роман "Золото бунта" вышел в Москве многотысячным тиражом. Не всем хватает энергии и гордыни - пробиваться, а делать это надо. Писательская профессия - жестокая.
- То есть, помимо писательского таланта, нужны острые локти?
- Если уверен, что написал достойную вещь, надо сделать все от тебя зависящее, чтобы ее напечатали. Такова профессия: ты пишешь текст - значит, он должен быть издан и прочитан. То же касается литературных премий: их получение очень стимулирует. Премия - это подтверждение собратьев по перу: да, старик, ты на правильном пути. Само собой ничего не происходит - вспомним Бунина, который, что называется, выгрызал себе Нобелевскую премию.
- В усадьбе "Ясная Поляна" проходит не только вручение премий, но и писательские встречи...
- Международные писательские встречи проходят уже не первый год по инициативе директора музея-заповедника "Ясная Поляна" Владимира Ильича Толстого - праправнука великого писателя. Премия вручается в третий раз: Владимир Ильич - такой человек, который никогда не останавливается, и любой его проект - всегда динамика.
- Встречи, чтения, премии - замечательно, но в общем и целом литературный процесс напоминает "междусобойчик", когда писатели пишут для писателей.
- Зачастую именно так. Создается впечатление, что серьезные писатели не нужны широкому читателю. Но, с другой стороны, когда они были ему нужны? Думаю, что дальше будет лучше. Да, в литературе много нездорового: например, писательские союзы приравнены по статусу к обществу собирателей бабочек или пивных этикеток. Но вечно так продолжаться не может. И читатель, "наевшись" коммерческой литературы, вернется к произведениям серьезным и глубоким, как моря на Дальнем Востоке.