Эти мастера оставили красивый след на земле
«А Петербург неугомонный / Уж барабаном пробужден. / Встает купец, идет разносчик, / На биржу тянется извозчик, / С кувшином охтенка спешит, / Под ней снег утренний хрустит». Разительнее всех с тех пор, как были написаны эти строки из «Евгения Онегина», в городе на Неве изменилась «охтенка» — она стала каменной.
Памятник этой героине пушкинского романа стоит с июня 2003 года у сада «Нева», почти напротив Смольного. До постройки в 1911 году моста Императора Петра Великого (ныне Большеохтинский) воспетые Александром Сергеевичем молочницы переправлялись через Неву на лодках или по льду и шли по домам заказчиков. Такой промысел был для этих мест традиционным, охтинки снабжали петербуржцев молочными продуктами с петровских времен.
Так все-таки как правильно: «охтинка» или «охтенка»? Сегодня это слово пишется через «и». Однако в пушкинское время орфографической нормой было написание через «е». В обиходной речи и вовсе использовалось слово «охтянка». В 1817-1820 годах поэт неоднократно ездил в усадьбу Олениных через Охту, видел нарядных бойких молочниц и создал образ, который не исчез и доныне.
— Сохранилось множество изображений «прекрасных молочниц», и сам Пушкин в черновой рукописи первой главы «Евгения Онегина» набросал привычную глазу того времени фигурку в варежках и теплой пелерине с ведром молока в руке, — рассказывает Варвара Фомичева, сотрудник Всероссийского музея А.С. Пушкина. — Охта всегда была особенной частью Петербурга, и не только предприимчивые молочницы составляли ее славу. Знатоки истории обязательно припомнят мастеров-корабелов, работавших на городских верфях. Есть упоминания о мастеровых Охтинской слободы. А вот об искусных охтинских резчиках почти никто не знает.
История началась так. В феврале 1720 года Петр I, одержимый идеей создания российского флота, издал указ «о построении в С.Петербурге по берегу Невы пяти сот изб с сеньми». В поселении должны были жить и работать корабельные мастера. Несмотря на щедрые условия (достойное жилье, участки земли под огороды и выпас скота, вольная для крепостных, справедливая оплата труда, разрешение работать на себя в свободные дни), желающих перебираться в неуютную новоназначенную столицу не было. Мастеров пришлось искать по всему Русскому Северу, но неуемная энергия Петра I дело сделала — самые отважные и предприимчивые умельцы, не мытьем, так катаньем принужденные к исполнению императорского указа, стали сюда перебираться. В конце концов в Охтинской слободе появилось своеобразное общество, собранное из резчиков закрытой Петром московской мастерской при Оружейной палате, вологодских плотников, архангельских корабелов, мастеровых раскольников и сектантов.
Обещанные императором вольности долго не продержались, уже к середине XVIII века охтинцы фактически были переведены в статус государственных крепостных. Сохранился любопытный текст обязанностей государственного смотрителя за жителями Охтинской слободы. «Наблюдать за скромною и тихою жизнью поселян, за тем, чтобы они не держали корчем, ни в какие игры не играли, с воровскими людьми не знались, пришлых людей у себя не держали, без ведома из домов своих не отлучались ни на одну ночь, а временно отлучались из слободы только с дозволения его, капитана, чтоб о своих нуждах просили всякий о себе, а сходбищ себе не дозволяли». Вплоть до распоряжения «вступать в браки не иначе как с письменного на то дозволения».
Но в Охту переселялись потомственные мастера, знающие себе цену, вольные по самоощущению. Формировалось незаурядное, сплоченное, самостоятельное творческое сообщество. Плотники, резчики, паркетчики, краснодеревщики — все эти деревянных дел мастера словно одушевляли и делали пригодными для жизни прекрасные, но холодные каменные громады петербургских зданий. Жестокий и бессердечный город? Но присмотритесь к теплым кружевным паркетам наших дворцов, резным иконостасам соборов, деревянному декору театров — все это сделано руками мастеров, понимающих толк и в красоте, и в комфорте.
Или взгляните на мебель знаменитых Гамбса и Тура. Кресла, в которых хочется сидеть. Изящные жардиньерки, украшенные бронзовым декором. Хитроумно устроенные секретеры и туалетные столики. В мастерских знаменитых мебельщиков работали охтинцы — по чертежам и точным описаниям. Резчики под руководством знаменитых архитекторов делали наборные паркетные полы во дворцах столицы. А в свободное время, работая для собственного заработка, мастера делали мебель, резные двери, оконные рамы для остальных жителей...
В многотомном труде «Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии» (1883 год) упоминается: «Вновь и быстро строившиеся дома столицы требовали внешних и внутренних украшений. За дело и взялись свободныя и искусныя руки охтян. Почти во всех охтенских избах открылись столярныя, резныя, позолотныя и др. мастерския».
В результате даже не самые богатые петербургские дома обставлялись в элегантном и вполне узнаваемом стиле. Дача Китаевой, где чета Пушкиных провела свое первое лето, была не самым роскошным жилищем, но его нарядность без дешевого блеска, уют и ощущение основательности никого не оставляют равнодушными.
Конечно, не будем забывать и о крепостных столярах и плотниках, внесших свой вклад в обустройство пригородных усадеб, но все-таки именно охтинские резчики придали особый почерк петербургским интерьерам. Мария Каменская, дочь знаменитого скульптора, художника и медальера Федора Толстого, оставившая мемуары о Петербурге пушкинской эпохи, упоминает такой эпизод: «Удивительно, как папенька ухитрился дешевым способом меблировать свою квартиру в греческом вкусе. Так все было изящ-но и необыкновенно, что даже заезжавшая к нам изредка бомондная родня разевала рот от удивления. Мебель вся была сделана по рисункам папеньки охтенским мужичком-столяром».
А художник Петров-Водкин уже в 1930-х годах писал: «Столяры были славою Охты. И справедливость требует отметить: у охтинцев был свой стиль. Из нагроможденного товара в Александровском и Апраксином рынке покупатель сразу отличал их работы: особенный резной завиточек на мебели — и вещи выдавали себя и назывались «охтинским шиком».
Так что с самого своего основания и вплоть до страшных лет блокады Ленинграда Охтинская слобода была особенной, уникальной частью Петербурга. Местом, где жили и работали мастера, чьими руками одушевлялся и делался уютным наш холодный город.
Хотя, конечно, на безгрешных ангелов они похожи не были. Писатель Н.Г. Помяловский, сам коренной охтинец, описал жизнь слободы в незаконченной едко сатирической повести «Поречане», где язвительно описал пьянство, драки, воровство земляков-охтян и лишь мельком заметил, что «род занятий влиял на их нравы; особенно токарное и резчицкое дело, которые составляют как бы переходную ступень от ремесла к искусству».
В отличие от Помяловского, с большим уважением к охтинским резчикам относился знаменитый этнограф академик И.Г. Георги, составивший подробнейшее «Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного» (1794 год), в котором встречается упоминание о гильдии петербургских столяров, частью которой были английские и немецкие краснодеревщики. Вот, читаем: «Работу их перенимают некоторые из Охтенских плотников гораздо лутче, нежелиб того ожидать было можно».