- Русский "Букер" существует у нас одиннадцать лет, так что можно уже делать некоторые выводы. А они не очень радуют: наутро после присуждения "Букера" не наблюдается очередей за произведением-лауреатом.
- Действительно, не всегда русский "Букер" пересекается с развитием современной русской литературы. Например, роман Георгия Вадимова "Генерал и его армия" был востребован читателями, правда? А вот что касается произведений других букеровских лауреатов прошлых лет - этого не произошло.
- Почему?
- Дело в том, что серьезная литература у нас, к сожалению, идет своим путем, а читательский спрос - своим. И в эту сферу вторгся рынок. Посмотрите на книжные прилавки: огромное засилье дешевых в прямом и переносном смысле детективов, низкопробной эротической литературы и прочего чтива в глянцевых обложках. Серьезная литература просто тонет. Собственно букеровская премия в России и учреждена для того, чтобы помочь настоящей прозе занять достойное место. В Англии "Букер" очень много значит, ведь награжденные романы там хорошо покупают, а это лучший знак отличия для любого автора - и моральный, и материальный. Мы хотим видеть хорошие романы, а у нас пока читают то, что скандально. Вспомним, какой шум развели вокруг "Голубого сала" Владимира Сорокина.
- Вас не смущает, что авторы недавно "самой читающей страны в мире" теперь борются за премию с английскими корнями, проблемы российской литературы стали обсуждаться не в Министерстве культуры, а в посольстве Великобритании?
- В этом году "Букер", предложенный английской стороной в 1991 году, окончательно обрусел. Спонсором стал фонд "Открытая Россия". Он учрежден акционерами нефтяной компании ЮКОС и частными лицами для реализации ряда крупных проектов в области просвещения, культуры и благотворительности. Жюри полностью российское и все писатели наши. Никакого ущерба не вижу. Ущерб был, когда ныне упраздненные партийные идеологические отделы и комиссии всех уровней и Главлит устраивали жесточайшую цензуру в российской литературе. Все талантливое вымарывалось, не печаталось, не показывалось. Оттого, что эти учреждения были родными, российскими, легче не становилось.
- А как, собственно, проходит выбор призера "Букера - Открытая Россия"?
- Открытым голосованием членов жюри. Из 45 претендентов мы составили "длинный список" из 33 произведений. Остальные просто не соответствовали понятию жанра романа. 2 октября жюри вновь соберется в гостинице "Балчуг Кемпински" и выберет шесть романов, которые составят "короткий список". Это уже призеры, каждый автор получит по тысяче долларов. Уже из них 5 декабря выберем одного, который получит двенадцать с половиной тысяч долларов и, надеюсь, любовь читателей.
- На кого же будет ориентироваться жюри - на массового читателя или так называемую элиту?
- Только на свои личные представления: что хорошо, а что плохо. В жюри я как бы сбоку припеку, все остальные - профессиональные литераторы и критики. Его возглавляет известный прозаик Владимир Маканин, в него вошли прозаик Андрей Волос, один из создателей журнала "Урал" Валентин Лукьянин, поэт и критик Татьяна Бек. Оргкомитет меня пригласил, и я счел это предложение очень лестным. Я люблю литературу, и мне было очень интересно прочитать сорок пять романов, чтобы представить, чем живет нынешняя литература.
- И чем же она живет?
- А тем же, что и страна. После прочтения представленных романов у меня осталось сложное чувство. С одной стороны, все интересно, все-таки профессиональная проза, любопытен язык. Но так как очень многие вещи являются довольно ярким отражением российской действительности, то иногда становится страшновато. Тут и дедовщина, другие проблемы армии, Чечня, жизнь провинции, криминализация, какая-то чернота нашего мира...
Отрадным является факт, что появилось огромное число авторов из зарубежья. Если раньше мы говорили о наличии двух литератур - внутренней и "тамиздатовской", то сейчас этого, слава Богу, нет. Состоялась единая русская литература. Второе. Чрезвычайно расширилось само понятие романа. Идут всякие новации - роман-воспоминание, роман чуть ли не в стихах...
И, наконец, третье. Не знаю, как было раньше, но в этом году работа в жюри оказалась очень трудной. Нет явных фаворитов, лидеров, нет такого романа, который еще до отбора в "длинный список" приобрел бы широкую известность, стал бы явлением, как в свое время "Один день..." Александра Солженицына или "Мастер и Маргарита" Михаила Булгакова.
- Вы слишком высоко ставите планку, ведь такие мастера не каждый день рождаются.
- Наверное. Как пел Высоцкий: "Настоящих буйных мало - вот и нету вожаков".
- В одном из интервью вы сказали, что "родина - это не только географическое понятие земли, где он живет. Это еще и эпоха, в которой он родился и вырос. Жить в этой эпохе для меня все равно, что уехать в другую страну". Это чувство не мешает вам быть членом жюри?
- Может быть, чуть и мешает. Я - "шестидесятник", и никуда от этого не денешься, у меня свои литературные пристрастия, видение мира. Я сам себе напоминаю человека, которого как-то увидел на старинной гравюре. Так вот, тот чудак залез на небо, просунул голову в дыру в облаках и смотрит, что там. Вот я и просунул голову в начало XXI века и смотрю, что здесь происходит. Интересно ведь, что пишут и читают. Но у меня, родившегося и выросшего в том веке, когда стихи обязательно должны быть с рифмой, живопись хоть чем-то похожа на окружающий мир, а в музыкальном произведении необходима такая устаревшая вещь, как мелодия, естественно, есть свой взгляд на литературу. Конечно, я себя чувствую человеком из другой эпохи, но мне хотелось бы, чтобы и в новом времени остались ценности, которые Россия накопила за несколько столетий.
- Как вы относитесь к дискуссии об употреблении ненормативной лексики в литературе?
- Я человек в общем-то пожилой, может быть, поэтому мне сей факт кажется очень прискорбным. Но я уверен, что это как раз те раковые клетки, которые в конце концов могут уничтожить замечательную ткань российской прозы. Употребление бранных слов в виде исключения, которое оправдывается талантом автора, я понимаю. Но если это делается нарочито, то получается грустная картина. К сожалению, сейчас, особенно в прозе, - явное злоупотребление ненормативной лексикой. Призывы отдельных писателей (не буду тыкать пальцем), что надо это узаконить, думаю, ни к чему хорошему не приведут.
Если мы официально легализируем такую лексику, то можно ставить жирный крест и на русской литературе, и на нравственном воспитании молодежи. Мат - проявление скрытой, подспудной агрессии по отношению к окружающему миру. Это очень опасный признак. А ведь целый ряд писателей сегодня просто этим щеголяет. Надеюсь, что пена все-таки спадет и станет вновь модно говорить на богатом, красочном русском языке.
- Как вы считаете, книга сегодня - это "продукт", на "раскрутку" которого надо потратить кучу денег, как на рекламу, скажем, новой марки холодильника, или все же нечто иное?
- Все-таки книга остается предметом духовной культуры. Я подчеркиваю - духовной, но не массовой культуры. Отношение, которое исторически сложилось в России к печатному слову, достаточно серьезное, и таким оно, несмотря ни на что, пока остается, в отличие от большинства зарубежных стран. Книга там во многом утратила свою духовную, да и информационную функции. Ее сильно потеснили телевидение, Интернет. Вы не увидите в американском или западноевропейском доме книг на полках. Когда спрашиваешь: почему? Они удивляются: а зачем, я ведь могу заказать любое издание, скажем, в Библиотеке конгресса. В России, слава Богу, такого пока не наблюдается. Но и у нас книга уже часто начинает подменяться макулатурой, которая грозит постепенно сожрать серьезную литературу.
- Понятное дело, телевидение фактически бесплатное, Интернет дешев, а вот о хорошей книге этого не скажешь. Она становится все менее доступной.
- Хотя цены и ползут вверх, но по отношению к стоимости книги за рубежом они на порядок ниже.
- Но зарплата там на порядок выше.
- Согласен. Но если вы зайдете в московский супермаркет, то увидите, что цены на продукты уже соответствуют мировым. У нас дешевле, чем на Западе, спиртные напитки и книги. Мы еще можем позволить на свою зарплату выпить и почитать книгу. Но вы правы в том, что нам необходимы массовые доступные дешевые издания для всех слоев общества, особенно для студентов, школьников, бюджетников - основной читающей публики. Именно они должны определять вкус. Если это будут делать "новые русские", бизнесмены, то мы с читательским спросом не туда уедем.
- Вы, кажется, не очень-то жалуете "новых русских"?
- Да нет, это тоже люди. Но у них свои привычки, взгляды на жизнь. Это, во-первых, а во-вторых, они никогда не были и не будут главной прослойкой в обществе, хотя бы из-за своей численности. Потому они и не должны определять литературные, духовные ориентиры для всей России. А за "новых русских" я даже пострадал. Когда я опубликовал стихи в их поддержку, то у меня дома телефон раскалился: мол, за сколько продался? Суть стихов состоит в том, что, во-первых, не они обескровили страну, а во-вторых, если они станут богатыми сердцем, разумом и казной, то и Россия поднимется. Другого пути я не вижу.
Я не видел более благополучной страны, чем Австралия. Но в самых аристократических семьях там обязательно как самую большую реликвию покажут кандалы дедушки или прадедушки. Эта земля когда-то была местом для ссылки каторжан. А мы, по большому счету, все тоже вышли их политкаторжан.
- Вы уже знаете своего "Букера"?
- Пока есть только варианты. Шесть претендентов на "короткий список" уже определил. Не имею права говорить об этом.