Владимиру Вишневскому - поэту, сатирику, киноактеру и другу «Труда» сегодня стукнуло 60
Но сам Вишневский подводить итоги, даже предварительные, не хочет — говорит, жизнь сама их подведет, когда сочтет нужным. А пока он укатил в Геленджик, где вместе с Аркадием Аркановым заседает в жюри фестиваля юмора и эстрадных искусств. Накануне события мы решили поговорить с юбиляром серьезно.
— Владимир, первый вопрос: 60 — это скорее мало или скорее много?
— Это скорее в самый раз. Правда, отныне придется держать себя посерьезнее обычного. А это не так просто, как кажется. Ловлю себя порой на столь наивных планах, демонстрирую такие младенческие расчеты и детское мировосприятие, что самому не по себе. Все жду прозрения. Возможно, оно наступит уже завтра. А если нет, придется ждать 70.
— Тогда детский вопрос: зачем жизнь дана человеку?
— Правильный ответ укладывается в строку из классика: «Жизнь для жизни нам дана». Я же понял одно: «Жизнь еще быстротечнее Лета». Теперь о важных нюансах. На своем скромном примере я убедился: за все хорошее, что с нами происходит, приходится платить двойную, а то и тройную цену. То есть переплачивать. Как сказал самобытный русский человек Виктор Степанович Черномырдин банкиру Авену, «Петя, это надо и это нужно».
— Вы как-то признались: «Я радостно хожу под Богом, всегда плачу налог с удач». Налог — это сколько?
— Мой налог достигает 90%. Как только у меня случается взлет, подъем, удача, надо помнить, что за краткую буйную радость придется чем-то расплачиваться: здоровьем ли, потерей времени или денег (последний вариант, как вы понимаете, далеко не худший). И тот факт, что я это осознаю, вовсе не означает, что эту цену мне платить легко. Хотя давно усвоил поговорку: «Если ты готов заплатить цену, очень часто ее не приходится платить, но если ты к этому не готов — заплатишь непременно». Показатель зрелости — спокойная, улыбчивая готовность платить по счетам.
Это не кокетство. К сожалению, человек не готов довольствоваться малым. А потому жизнь есть вечное сравнение упущенного с возможным. Я выразитель Великой Досады: то не получилось, это пошло не так, мог бы лучше сыграть, написать, выступить, да и просто поговорить с человеком.
Вечно пилишь себя за то, что могло бы, но не случилось. Как автоконцерны отзывают на доработку свои лимузины, так и я бы отозвал некоторые свои поступки, 62 звонка и 15 спичей.
— Природа такого недовольства собой может заключаться в простой арифметике: там, где другой поэт сочинит поэму или хотя бы стихотворение, вы стремитесь обойтись одной строкой. Ваши остроумные одностишия — это гордыня?
— Притом что знают меня больше как поэта иронического, смею надеяться, что не только смешу публику. В антологию «Строфы века» я вошел с лирикой. Просто природа бросила мне на бедность талант краткости. И этому-то я рад. Территория скромная, но я стараюсь ее обиходить. Знать свое место — это удел не только скромных, но и мудрых, и имеющих склонность к азартным приключениям. Извините юбиляру склонность к самоцитированию: «Мудрость в том, чтоб не слишком мудрить, / В благодарности Лету смекая: / В белых брюках надо ходить, / Пока есть возможность такая».
— Владимир, кто служил для вас светочем?
— Поэт поэтов для меня Блок. А из тех, с кем свела судьба, очень признателен Римме Казаковой, Олегу Дмитриеву, Андрею Вознесенскому. Слава богу, что есть, живы Леонид Генрихович Зорин — великий драматург, который меня как сына любит, а я его боготворю, — и кумир моей юности Евгений Александрович Евтушенко, ставший мне другом. Они для меня значат столько, что одной строкой не выразить.
— А из сатириков вы на кого равнялись?
— Объект моего постоянного восхищения — Аркадий Арканов. Не знаю ему равного по части свежести ума, человеческого и сценического обаяния, креативной способности придумать нечто на ровном месте. Я бывал с ним в разных уголках страны, в Израиле, Америке, Канаде, проходил с ним плечом к плечу таможни и погранкордоны, гостиничные стойки и ресторанные застолья. И всюду с его участием возникают шедевры общения и дружбы, шедевры поведения в самых разных ситуациях. Я рад, что у нас сложилась совместная программа «Два в одном» и что он составил из моих трудов что-то вроде поющей диссертации на тему: «С Вишневским всем легко ужиться: он и на музыку ложится». Арканов невероятно стильный человек. Он даже рюмку держит и опрокидывает с таким удивительным изяществом, что любому свидетелю моментально хочется выпить (только не шейте мне пропаганду порочных привычек и навыков).
Очень лестна для меня и дружба с Валентином Гафтом, с которым мы по 40 минут можем говорить по телефону. Он всегда очень бурно реагирует на то, что ему нравится: «Старик, эт-то гениально!», но так же честно скажет: «А вот это нигде не печатай».
— У вас нет ностальгии по прежним временам, когда сатирики значили так много, что их (например, Геннадия Хазанова) и в Кремль приглашали для беззлобных шуток?
— Вы меня все-таки к этому цеху не пристегивайте. Я имею отношение к веселым форматам, но прежде считаю себя поэтом. А без ностальгии куда же? «Не знаю, как у вас, у НАС — тальгия...». Но приходится следить за собой, не соскальзывать в какие-то назидательные истории: «А вот еще был случай:, а вот однажды в 1978 году:» Да, ты оброс воспоминаниями, архивами, связями, а у них, молодых твоих слушателей, ничего этого нет. Но у них есть молодость, которая тебе уже точно не грозит.
— Рискну спросить про музу...
— А тут все просто. Моя муза — Влада Вишневская, трехлетняя дочь. Она родилась и придала жизни новый смысл.