Рассказал мне эту историю участник тех событий Арнольд Мери, двоюродный брат нынешнего президента Эстонии. Того самого, при котором уцелевшие ветераны 20-й дивизии СС теперь, совершенно не таясь, маршируют по улицам Таллина, а бывшие красноармейцы в республике все реже надевают ордена. Скоро десять лет, как братья Мери не общаются - политические разногласия, словно Нарвская дамба, непреодолимой межой разделили и главную семью республики. Конечно, не только ее. И даже Мемориал примирения, который нынешние власти торжественно открыли на днях на Синимяэских высотах, скорее всего, не в силах ничего изменить в отношениях тысяч эстонцев, воевавших полвека назад по разные стороны фронта.
Сегодня в Эстонии говорят с высоких трибун: "Вторая мировая - это была не наша война". Два тирана, Гитлер и Сталин, якобы силком мобилизовали беззащитных граждан маленькой республики в свои полки и дивизии и не по собственной воле брат пошел на брата. Тем, кто в это верит, рассказ Арнольда Константиновича Мери будет неудобен, как все, что рушит давно сложившиеся стереотипы. Один штрих, характеризующий моего собеседника. Помощник политрука 415-го отдельного корпусного батальона связи Арнольд Мери стал 15 августа 1941 года Героем Советского Союза. Это случилось в дни всеобщего отступления, похожего на бегство, когда число "расстрельных" приговоров военных трибуналов численно во много раз превосходило количество наградных листов. В 1940 году, когда советские войска вошли в Эстонию, молодой солдат Мери служил в своей же буржуазной эстонской армии связистом. Никто их не призывал стрелять в тех, кого теперь в Таллине именуют оккупантами. Хотя, конечно, перемен к худшему опасались многие. За советом шли не к командирам, а к нему, к рядовому Арнольду Мери. Дело в том, что до 1938 года - так уж случилось - жил он с родителями в Сербии и учился в гимназии, где большинство учеников были русскими, детьми белогвардейских офицеров, злою судьбой выброшенных на чужбину. Естественно, и большинство друзей у Арнольда в юности были русскими, сильно тосковавшими по России и часто рассказывавшими о далекой родине. Удивительно ли, что, завидев на узких таллинских улочках солдат и офицеров со звездочками, большинство батальонных сослуживцев спешили именно к рядовому Мери с вопросами: что за люди эти русские, чего ждать теперь?
Ничего страшного о русских пришельцах из Советского Союза Мери рассказать обеспокоенным сослуживцам, естественно, не мог. Да и особых перемен, по крайней мере вокруг их казармы, не происходило. Просто объявили однажды, что эстонской армии больше не существует, а все они, весь батальон, теперь есть бойцы и командиры Красной Армии. То, что называлось прежде вооруженными силами республики, в полном составе стало советским 22-м территориальным стрелковым корпусом. Даже мундиры у них остались прежними, только пришлось пришивать петлицы с алыми кубарями да шпалами. Правда, несколько батальонных офицеров отправили по домам как не прошедших аттестацию. Но большинство остались в строю. А Арнольд Мери как главный специалист "по русскому вопросу" был повышен в звании до помощника политрука.
22 июня 1941 года батальон находился в летних лагерях в поселке Верска на берегу Чудского озера. Под ударом оказался Псков, и 3 июля эстонский батальон направили на его оборону. Путь лежал через Таллин, где предстояло забрать имущество, в спешке оставленное в казармах. А еще там ждало пополнение, несколько десятков перепуганных колхозных ребят, мобилизованных с Орловщины. Вот с ними-то оказалось больше всего хлопот. Когда на таллинском вокзале в суматохе, спешной эвакуации батальон грузился в поезд на Псков, растерявшиеся от всей этой бестолковщины орловцы остались на перроне. Командир приказал Арнольду Мери: прыгай на ходу, возглавь этих парней. Ну и как-нибудь догоняйте...
Догонять пришлось через Ленинград. Никаких верных документов на поход по охваченному шпиономанией тылу у них не было, и дорога едва не закончилась в каком-то пересыльном пункте, куда помощника политрука с подчиненными в невиданных здесь мундирах привели под конвоем. Отставшие связисты не стали ждать разбирательства, с первой же ночью бежали под выстрелы и отчаянные крики часовых.
Свой батальон они догнали на станции Дно. Оказалось, в боях он еще не был и состав сохранил. Это, считает сегодня Арнольд Константинович, лучший ответ тем, кто теперь утверждает, будто эстонцы в корпусе не хотели воевать с фашистами. Дезертировать солдатам не составляло никакого труда. Советская власть, рассказывает Мери, существовала тогда в Прибалтике в основном только вдоль дорог. Двадцать метров в сторону, в кусты - и ищи ветра в поле, куда через день-другой придут немцы. Но из трехсот человек в батальоне дезертиров почти не было. Список "без вести" отсутствующих уместился на одной тетрадной страничке и чуть ли не каждый день уменьшался по мере того, как подразделение догоняли отставшие.
Исхудавших в долгих скитаниях бедолаг-орловцев и их юного командира для поправки здоровья прикомандировали к кухне штаба корпуса. Глубокий тыл, все спокойно. Откуда им было знать, что именно в эти дни немецкая группа армий "Север", дотоле почти беспрепятственно катившая на танках к Питеру, внезапно уперлась в Лужскую линию нашей обороны. Наступление опасно затормозилось. Тогда острие гитлеровских атак развернулось на Старую Руссу, где и сидел в окопах необстрелянный 22-й эстонский стрелковый корпус.
Утро подвига помощника политрука выглядело так. Вызвал какой-то чин и приказал: бери, Мери, под начало три радийные машины с расчетами и охраной и выдвигайся на опушку. Будешь обеспечивать связь штаба корпуса с дивизиями. Чего проще? Выбрали в болотистой ольховой чащобе местечко посуше, настроили радиостанции и сели обедать. Но их каша так и осталась в котелках. Рядом вдруг застучали автоматы, и на головы посыпались ветки, срезанные пулями. Вокруг поднялся жуткий галдеж, раздались винтовочные выстрелы. Арнольд Константинович рассказывает:
- Какие немцы, откуда? Первая мысль: это какая-то советская часть подошла, увидела эстонские мундиры и подумала, что это враг. К тому же мало кто из наших корпусных знал тогда русский язык. Вот и передрались с русскими. Я бросился на выстрелы, чтобы ликвидировать инцидент. Слышу, кто-то ломится через кусты, а со всех сторон крики на немецком. Тогда решил, что фашисты выбросили парашютный десант. Их наверняка каких-нибудь три-четыре десятка, а наводят страх...
Мери кинулся назад, к рациям, чтобы собрать ребят, успокоить их и дать отпор малочисленному, но нахальному противнику. Машины бесхозно стояли там, где Мери их оставил, но прошитые автоматными очередями. Шоферы и расчеты сбежали. Знал бы он, что позади, там где стоял штаб их корпуса, в это же время между сосен в панике метались тысячи людей. Было их столько, что не только этих немцев, но и многих других, окажись они рядом, разбить не представляло бы труда. Но, как узнал потом помощник политрука, стоявший рядом со штабом артполк, бросил пушки и сбежал в полном составе.
Штаб защищать оказалось некому, кроме Арнольда Мери и группы бойцов, которых он все же изловил на опушке и почти силой уложил с винтовками - кого под елочку, кого - за пенек.
Немцев и в самом деле было немного. Наткнувшись на первый винтовочный залп, они благоразумно отошли назад. Потом пару раз попробовали атаковать - не вышло. Тогда по опушке ударили гитлеровские минометы. Да так густо, что и необстрелянный Арнольд Мери понял: кажется, это не десант...
Первый осколок угодил ему в руку. Но у бойцов кончались патроны, и он сумел сползать за ними в кусты, туда, где высились многотонные штабеля брошенных охраной штаба боеприпасов. Еще два осколка в ногу обесдвижили помощника политрука окончательно. Оказавшийся рядом боец его роты Кульман протянул свой индивидуальный пакет: перевяжись, ты же весь в крови. Тут еще одна мина ударила рядом, Арнольд получил четвертое ранение в легкое, кровь пошла горлом.
По всему выходило, что с этой опушки им не уйти. На всякий случай Мери выковырял из нагана один патрон и сунул в карман - для себя, чтобы не истратить в горячке боя. Знал - с политруками фашисты не церемонятся...
Спас их курсантский батальон, вовремя подошедший со станции Дно. Штаб корпуса был спасен, но его офицеров и охрану долго еще собирали по лесу.
Отлежав не в одном госпитале, свой корпус он догнал только в 42-м. И прошел с ним военными дорогами до Победы. Потом восстанавливал из руин родную Эстонию, стал первым секретарем комсомола республики. Врагов в Таллине у Арнольда Константиновича и тогда хватало. По навету одного из них он был снят с должности, лишен звания Героя Советского Союза и всех боевых орденов. От ареста спасся только тем, что уехал жить на далекий Алтай.
Все, что заслужил, Мери вернули после смерти Сталина. Удостоверение Героя равнодушная чиновничья рука уже было подшила в казенное дело. Вытащили. Так и носит Мери его теперь, пробитое дыроколом. Как доказательство того, что жизнь - это цепочка сложных испытаний. Особенно для таких, как он, в теперешней Эстонии. А тот, кто писал на него донос, вполне, может быть, ходит в сегодняшних героях - национал-патриотах... И с такими, как он, Мери никогда не встретится у Мемориала примирения на Синимяэских высотах.