Особенно неприемлемы для обыденного сознания становятся истины Православия. Ибо они парадоксальны в своих установлениях. Как это: подставлять щеку, отдавать другим имущество, нести свой крест?.. Как это: не собирать сокровищ на земле? Но парадоксальность таких истин - внешняя, она легко одолевается на уровне веры, хотя часто недоступна скептическому рассудку, тем более "здравому".
Стоило профессору А.Осипову высказать весьма глубокую и столь близкую каждому подлинно православному человеку мысль о том. что все беды нашего общества проистекают из богоотступничества его, из стремления к одним лишь материальным благам, при полном небрежении духовными заботами, как вскоре раздался упрек Михаила Антонова: "Христос не прятался от мира" ("Труд", 17.02.2000). Создалось впечатление, будто Осипов призывал всех от мира именно спрятаться. Антонов недоумевает: как такой глубоко мыслящий богослов мог написать подобный... нет, оппонент внешне сдерживается, но смысл ясен: бред. С самого начала как бы утверждается, что вот сейчас именно Михаил Антонов всю глубину и раскроет, раз уж она оказалась недоступной ученому.
Он пишет: "При вашем знании предмета - как можно утверждать, будто человечество всю свою историю стремилось создать рай на земле?" Да именно при знании предмета и можно утверждать. Истоки хилиастической ереси, связанной с этой идеей, обнаруживаются еще в дохристианские времена, она обретает сочувствие у монтанистов и Иоахима Флорского и др. западных христианских мыслителей и писателей, обретает идеологический характер у утопистов, от Мора и Компанеллы до Чернышевского. Она находится в центре исканий раннего Чаадаева. Ею был соблазнен Лев Толстой. Ее отголоски мы находим у Вл. Соловьева. Мережковский идеей "Царства Божия на земле" пытался заразить весь "серебряный век". Наконец, приснопоминаемая коммунистическая идея зиждется как раз на мечтаниях человечества о земном благоденствии.
Ничего нет дурного в том, что человек стремится сделать условия своего земного существования более благоприятными. Не в том ересь и не в том грех. Христианство никогда не отвергало материальные блага. Но сам Христос установил иерархию духовных и земных ценностей: Богу - Богово, а кесарю - кесарево.
Обыденное сознание плоскостно, оно не сознает иерархичности бытия и поэтому смешивает на одном уровне то, что пребывает на разноуровневых ценностных ступенях. И создается впечатление противоречивости тех идей, которые на деле пребывают в полном согласии - при соблюдении должной иерархии ценностей.
Стремление к "Царству Божию на земле" вначале пыталось обрести основу в религиозных истинах. Долгое время такою основою было неправильно понятое откровение о "Тысячелетнем царстве" (Откр.20,4). Кесарево возносили над Боговым, нарушив предустановленную иерархию. Затем от Бога и вообще отступились, объявили Его мифом, сказкой, эксплуататорским обманом и пр. И вот именно в этом и заключается тот грех, последствия которого для нас теперь слишком ощутительны.
Конечно, на пути ко всеобщему благоденствию были достигнуты известные успехи. Антонов перечисляет некоторые из них , и спорить с этим никто не станет. Одно лишь: утверждать, будто "люди научились творить такое, что заставляет вспомнить о чудесах Христа, например, возвращать человека к жизни из состояния клинической смерти", - значит тешить собственную недомысленную гордыню. Это утверждение - из арсенала записных атеистов. Да и кто ставил диагноз тем, кого воскрешал Сын Божий? Такой диагноз может быть основан только на "здравом смысле", отвергающем чудо.
Антонов видит главный порок статьи Осипова в том, что автор предлагает взамен "не менее ложную идею": освобождение от страстей. Да ведь не Осипов предлагает. Это центральная идея христианской аскетики. И вот тут Антонов выдвигает свое основное возражение: "На мой взгляд, вы здесь повторяете ошибку почти всех церковников, причем, как и они, ссылаетесь в подтверждение своей мысли на Святых Отцов. Но ведь наша православная вера - не "святоотечество", а христианство. Для христианина же примером и в мышлении, и в жизни должны служить не Святые Отцы (которые, кстати сказать, часто противоречили друг другу), а Сам Христос, а он был очень страстным Человеком..." Далее автор приводит примеры "страстности" Христа, как бы желая раскрыть глаза профессору, который как будто таких простых вещей в Евангелии не читал. Особенно уничижительно звучит у Антонова отождествление православного богослова с "церковниками".
Обыденное сознание имеет одну важную особенность: оно есть сознание разорванное; оно дробит на составные части то, что целостно по природе своей. Как будто Святые Отцы ко Христу не имеют никакого отношения, Он сам по Себе, и они сами по себе. А нам, дескать, нужно выбирать: либо со Христом, либо с Отцами. И это называется православной верой?
Нынче так сплошь и рядом: в Церковь пришли многие интеллигенты-неофиты, которые основ веры вовсе не знают, но в гордыне своей и знать не желают, полагая, что в отличие от косных "ортодоксальных" и неразвитых "церковников" они лучше умеют постигнуть смысл Православия. Какие Святые Отцы! Что за Вселенские Соборы! Мы лучше знаем!
Да ведь Святые Отцы оттого и святы, что следовали Христу, не отступая от Него. Отступников же мы именуем еретиками. Противоречия у Отцов, о которых столь безапелляционно заявляет Антонов, в большинстве случаев - мнимые. Ведь и у Христа иные умники отыскивают сплошь противоречия. Тут только волю дай. Главная причина таких "находок" - во все том же смешении истин различных ценностных уровней. Конечно, есть как будто противоречия и у Святых Отцов, но они объясняются прежде всего тем, что Отцы не говорили "вообще", но всегда применительно к конкретным случаям. А поскольку в разных ситуациях и оценки могут быть различны, то невнимательному человеку они покажутся противоречащими одна другой. Заметим при этом, что в Православии авторитетным является не любое мнение кого-то из Отцов, но принятое их общим согласием (consensus patrum).
Антонов должен бы знать, что православная вера (в отличие от протестантизма, Священное Предание отвергшего) - и "святоотеческая" и "христианская". И нет в том противоречия. Потому что Отцы, повторим, всегда за Христом следовали. И именно поэтому, когда утром и вечером мы открываем молитвослов, мы читаем молитвы, сложенные Отцами. Именно поэтому в храме участвуем в богослужении, как то установили Святые Отцы. И Символ Веры у нас "святоотеческий". И подражать Святым в мышлении и в жизни - вовсе не худо было бы.
Вот Антонов отвергает идеал смирения. Разумеется, у Отцов преизобильно о том говорится. Но Отцы-то говорили именно потому о смирении, что и в Ветхом и в Новом Завете о том же очень много сказано. И не Отцы, и не профессор Осипов, а Сам Христос заповедал: "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, а это все приложится вам" (Мф.6,33). Осипов то повторил, а Антонов попенял: как не глубоко и не по-православному вы рассуждаете...
Зато очень православно утверждать, что Спаситель был человек страстный. Вообще-то это называется "хулою на Духа", которая, по словам Самого Христа (не Отцов!), не простится человеку (Мф. 12,31). Но, кажется, Антонов того не хотел - нечаянно вышло.
Страсти, по православному вероучению, есть питающая основа нашей греховности. Страсти завладевают человеком, превращают его в раба - и губят. Даже те страсти, которые мы называем высокими. Пример - религиозные фанатики, которые ведь как будто верою горят, а на деле не верою, но именно страстью. Иное дело, что человек не должен быть теплохладным, он должен ревновать об истине. Под страстью можно понимать именно сильное чувство ревнования об истине, но это страсть особая. В одной из молитв вечернего правила есть слова о страсти бесстрастной Христа Спасителя, которую можно приравнять к любви в новозаветном понимании этого слова. Поэтому должно сказать, что все поступки Христа в Его земной жизни были определены не страстью в обыденном понимании, но любовью к человеку, ради которого Он и отдал Себя на крестную муку.
Тут, впрочем, проблема в значительной мере семантическая: точное уяснение значения слова и неупотребление слов всуе и небрежно - снимут все неясности.
Итак: если не одолеть в себе страсти, то они будут тянуть человека к земному, неизбежно к греху, и к бедам личным и всеобщим. Нравится это кому или не нравится - но это так. Это именно православное понимание "центрального вопроса современности", в чем Антонов Осипову решительно отказывает.
Антонов утверждает: "...Когда человек ставит своей задачей одолеть страсти или, уйдя в монастырь, воспитать из себя "земного ангела или небесного человека", отрекшись от мира и его страстей (для чего Евангелие не дает никаких оснований: ведь Христос не прятался от мира - Он активно взаимодействовал с ним словом и делом), то он, думая, что он движется по пути к христианскому совершенству, на деле следует канонам буддизма и так же, как и безбожник, губит себя, ибо тот, кто не заслужил Царства Небесного своей деятельностью в земной жизни, не достигнет его в жизни загробной". Вот православная глубина! Бедные, не понявшие Евангелия святые отцы-пустынники! Горят теперь в аду - буддизмом соблазненные...
Не предмет нашего разговора - значение монашества в христианской жизни. И тема слишком обширна. Но что значит "деятельность в земной жизни"? Накормить голодного и посетить заключенного, как пишет Антонов? Да, и Христос о том говорил. Но не гораздо ли важнее духовное воздействие на мир, которое совершали святые аскеты? Для обыденного сознания "накормить" понятно. Оно и ограничивается тем. Но и "накормить" в подлинном смысле зависит от той невидимой брани духовной, которая есть наиважнейшее дело. Преподобный Серафим Саровский говорил: "Стяжи дух мирен, и вокруг тебя тысячи душ спасутся". Впрочем, забыл: Антонов мнения святых в грош не ставит. Можно и мысль Достоевского вспомнить: превратить камни в хлебы - дело великое, но второстепенное. Но коли святые не признаются за авторитет, то куда уж Достоевскому... Ладно, вспомним Христа: "Не собирайте себе сокровища на земле... Но собирайте себе сокровища на небе..." (Мф.6,19-20). А вот как апостол Иаков учил (все-таки Писание, а не какое-то там "святоотечество"): "...дружба с миром есть вражда против Бога! Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу" (Иак.4,40).
Вспомним известный евангельский эпизод: принявши в гости Христа, хлопотливая Марфа заботилась, как бы получше услужить Ему, сестра же ее Мария, отстранившись от хозяйственных забот, слушала слово Спасителя - и только. Вовсе не укоряя Марфу, Гость признал за Марией "благую часть" (Лк.10,38-42).
Тут есть над чем поразмыслить.
Впрочем, обыденное сознание решит, что Христос учил не заботится о гостях.
Главная проблема в данном случае вовсе не в конкретности спора: неправота Антонова слишком видна. Проблема - в настойчивости притязаний "здравого смысла", погрязшего в гордыне. Именно на этом всегда были основаны обновленческие стремления. Упростить, что непонятно, свести все в одну плоскость, раздробить целокупность веры - вот цель. Недаром же Антонов подводит свои рассуждения к важнейшему для себя: "... сегодня настало время для коренного пересмотра многих положений православного богословия, очищения его от "преданий старцев"..." Как это нужно делать, Антонов продемонстрировал откровенно.
Безумие перед Богом...