«Летучий голландец» из Екатеринбурга сделан хоть небезупречно, но с любовью к Вагнеру
И это первый, как утверждает программка, Вагнер на сцене Екатеринбургского театра оперы и балета за 78 лет? Первый «Летучий голландец» за столетнюю историю труппы? Но не доверять аннотации нет оснований. В таком случае снимаю шляпу перед постановщиками и исполнителями спектакля, привезенного на «Золотую маску».
Впрочем, сбавим тон. Если судить по первому действию, работа больше чем на четыре с минусом, а то и три с плюсом ли тянет. Одна из лучших романтических увертюр, где спрессована суть плотнейшей мистической драмы (прОклятого моряка-скитальца спасает ценой жизни полюбившая его экзальтированная девушка), прозвучала сухо и даже не очень аккуратно. Явившаяся из темного тумана декорация (высокий забор с намеком на контуры корабля) разочаровала примитивностью. Запевшая парочка моряков — Рулевой (тенор Николай Любимов), а особенно Даланд (баритон Гарри Агаджанян) — не порадовала особой свежестью голосов. Правда, юморил тенор с бутылкой в руках убедительно, а вскоре явился и тот, чей приход предвещала не только грозная оркестровая фанфара, но и анонс перед представлением: исполнитель главной мужской роли Александр Краснов выдвинут на премию фестиваля. С первого же мрачного рассказа (о давнем грехе и наказании за него — бесконечном скитании без любви и родины) Краснов-Голландец убедил, что номинирован не зря. Густой, демонически-глубокий бас-баритон, одинаково эффектный и в депрессивном пианиссимо, и в отчаянном форте, — то, что нужно в этой роли. Разве лишь немецкий язык звучал слишком «по-нашенски», напомнив древние советские фильмы про войну.
Но пробьет ли в одиночку этот артист и его герой, этот «луч тьмы в темном царстве», мглистую массу спектакля?.. В перерыве (екатеринбуржцы исполняют «Голландца» в два приема, в отличие от большинства театров, «прогоняющих» оперу без антрактов) в публике преобладали скептические настроения. Но после антракта ансамбль исполнителей будто подменили. Так и представилось, что некто произвел им хорошую отеческую накачку (но, конечно, ничего такого утверждать не берусь). Первый импульс к коренному перелому подала Сента своей дикой, как северные скалы, балладой о моряке-скитальце. Притом удивительно: сопрано Ирины Риндзунер совсем не вагнеровское, а скорее опереточное.
Но певице благодаря яростному (притом не форсажному, а эмоциональному!) напору в некоторые моменты удается чудо — она убеждает, что перед нами истинно вагнеровская «воительница за любовь», а не какой-то лирический одуванчик с качающимся голоском. Затем является жених — благонамеренный охотник Эрик — и новое приятное открытие: Ильгам Валиев явно знает, что такое высокие немецкие тенора «с нервом», и обнаруживает похвальное стремление на них походить. После интермедийного явления отца Сенты с загадочным гостем — ее центральный дуэт с Голландцем, где певица вновь отважно тянется за своим партнером в постижении вагнеровской вокальной стилистики и ментальных глубин, хотя он, партнер, конечно, продвинулся на этом пути гораздо дальше. Огромная сцена Голландца и Сенты перехлестывает в финал, и....
О финале «Голландца» всегда хочется говорить отдельно. Этот Мальстрем весело-хмельных хоров и грубых портовых плясок, в который вторгается страшный вой матросов-призраков, а на все это, как вишенка на торт, «кладется» бурная разборка любовного треугольника, завершающаяся броском Сенты в море и смертью-спасением Голландца, — не имеет ничего подобного по напору во всей мировой опере. Но как же трудно под этим напором устоять исполнителям! Памятен, например, довольно средний по накалу и качеству третий акт «Голландца» в дирижерской версии Василия Синайского в Большом полтора года назад. Но екатеринбуржцам удалось слить воедино волю режиссера Пола Каррена, хормейстера Эльвиры Гайфуллиной... Даже декорации художника Гэрри Макканна — хотя это лишь чуть переформатированная начальная конструкция перегородок и трапов — обретают наконец живописность и пахнущий соленым морским ветром объем. Конечно, главный человек тут, как и во всем спектакле — дирижер Михаэль Гюттлер (кстати, земляк Вагнера, дрезденец, давно и прочно сотрудничающий с Екатеринбургом). Именно он удерживает в едином нарастающем потоке всю это сложнейшую поли- и стереофонию поющих, пляшущих, ликующих, негодующих, веселящих и цепенящих.
Конечно, в спектакле хватает и сбоев (например, Эрик-Валиев к концу просто устал и уже перестал так походить на немецких теноров, а то и не удерживался на нужных нотах). Если сравнивать, например, с соседкой по программе фестиваля — «Царской невестой» Михайловского театра, показанной парой дней раньше (см. «Иван Васильевич меняет конфессию?» в сегодняшнем «Труде»), то нельзя сказать, что с точки зрения технического качества «Голландец» так уж ее переигрывает. Но имеет другое, пожалуй, более ценное преимущество — в самом ОТНОШЕНИИ к произведению. За «Царскую» режиссер Андрей Могучий взялся, по всем признакам, со снисходительной иронией к «старому перечнику» Римскому-Корсакову, и эту интонацию не смог преодолеть даже хороший дирижер Михаил Татарников. За «Голландца» все, в первую очередь дирижер, взялись с огромной любовью к страстному романтику-фантазеру Вагнеру — и это искупает неудачные страницы исполнения.