Цветы убийцам?

Негромкая дата: 220 лет назад Национальная ассамблея Франции одобрила применение гильотины

И 35 лет, как она же ее отменила. На этом фоне москвичи несут цветы к белорусскому посольству — сосед казнил двоих своих граждан, обвиненных в кровавом теракте…

Внедрение гильотины считалось актом гуманизма: прежние казнители заботились, чтобы казнь была помучительнее и позрелищнее, а тут все длится доли секунды…

В сегодняшних публичных дискуссиях, допустима или недопустима смертная казнь, удручает не озлобленность — естественно ненавидеть убийц, — удручает примитивность: казнить-де можно, если есть полная уверенность, что обвиняемый действительно совершил нечто чудовищное: Как будто такая уверенность вообще возможна (равно как и полная уверенность в непогрешимости суда).

И все-таки уже никто не требует ни публичности, ни изощренности казней, все стараются держаться от них подальше — даже Лукашенко, уполномоченный казнить и миловать, заявлял по телевидению, что понятия не имеет, как у него в государстве палачи управляются с расстрелами.

Может быть, подобная деликатность и уместна в вопросе, как расстреливают, но она совершенно неуместна в вопросе, кого расстреливают. Поэтому я без всякого смущения заявляю, что мне хотелось бы знать гораздо больше о личностях людей, казненных в Белоруссии, об их побудительных мотивах. Когда-то я занимался историей «Народной воли» и пришел к выводу, что уже тогда едва ли не главной функцией террора была агитационная. Первый теоретик терроризма Николай Морозов пришел к своей идее, столкнувшись с запуганностью «обывателей», которым казалось, что охранка все видит, все слышит и все знает, — так надо же сотворить что-то у нее под носом, продемонстрировать возможность борьбы и бессилие власти.

А месть наиболее жестоким агентам власти, устранение особо опасных, казнь предателей — забота вторая.

Сегодня многие эксперты вообще считают главным эффектом террористического акта его освещение в печати, по радио и телевидению. Именно потому, что главная функция террора — агитационная, «нормальные» террористы превращают скамью подсудимых в место для провозглашения пламенных речей. А если они молчат или бубнят что-то неотчетливое, как это было с белорусскими «террористами»:

Слово я заключаю в кавычки отнюдь не потому, что мне известны какие-то факты, вызывающие сомнения. Просто казненные в Белоруссии разительно не похожи на тех террористов, о которых мне приходилось читать прежде. Обычно люди пускаются в такие бури лишь во имя каких-то грез, за которые и жизнь отдать не жалко — в том числе свою. А эти несчастные так мало похожи на пламенных мечтателей:

Неясно даже, левые они, правые, кого они рассчитывали привести к власти. Дестабилизировать обстановку — а что, собственно, означают эти слова? Добиться того, чтобы люди начали бояться ездить в метро? Или чтобы население утратило уважение к правительству? На чью мельницу лили сначала чужую, а потом и свою кровь эти молодые люди? Кто на этой крови поднялся или мог бы подняться?

Ничего в волнах не видно. Ясно одно: в тех преступлениях, мишенью которых являются не частные лица, а все население в целом, требуется и гласность еще гораздо более широкая, чем в обычных уголовных делах.