КАРТИНЫ ГОВОРЯТ МЕЖДУ СОБОЙ

Получить часовую аудиенцию у Ирины Антоновой - редкая удача. Тем более когда легендарную руководительницу Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина накануне ее 85-летия буквально атаковали журналисты. Многим, знаю, было отказано даже в пятиминутном разговоре. Но с "Трудом" у директора ГМИИ давняя дружба. Однако и корреспондента любимой газеты, когда он начал задавать приличествующие случаю "биографические" вопросы, Ирина Александровна решительно прервала:

- Постойте, вы в самом деле решили сосредоточиться на моем дне рождения? Но он же не имеет никакого значения. Во-первых, ничего приятного тут нет. Во-вторых, это даже не круглая цифра. Вот приходите через 5 лет, тогда...
- Неужели в музее 20 марта не будет праздника?
- Конечно, будет, и большой - открытие выставки Амедео Модильяни. Между прочим, первой в нашей стране. Я вложила в нее очень много сил. С другой стороны, это просто моя работа, которую я обязана делать. Беру пример с известных режиссеров или актеров, предпочитающих отмечать свои даты не роскошными пирами, а новыми спектаклями или фильмами.
- Ничего себе - "просто работа"! Поражает уже сам ее ритм: не далее как неделю назад вы открыли предыдущую крупную выставку - российско-германский проект, посвященный раннему Средневековью.
- Да, это, по-моему, очень красивая идея - показать, что Европа не просто кусок суши, разбитый на десятки государств, но единое, бурлящее живыми взаимодействиями культурное пространство. И такой она была уже полторы тысячи лет назад, когда в одном котле варились дряхлеющая античность, напирающее варварство, крепнущая христианская цивилизация... Не правда ли, похоже на сегодняшний день?
- Вы правы, идея красивая, но и рискованная. Ведь вы решились в числе прочих выставить вещи, которые до второй мировой войны принадлежали Германии, а после перешли к нашей стране. Мы рассматриваем их как компенсацию за понесенные в войне потери, но немцы по-прежнему упорно считают их своими. Вы совсем не сочувствуете немецким коллегам, которые, наверное, с тайными слезами смотрели на древнегерманские золотые гребни и бронзовые статуэтки? Ведь им, возможно, никогда не увидеть их у себя дома.
- (долгая пауза) А вы знаете, какие слезы были у меня на глазах, когда я в 1946 году приехала в Царское Село? Когда вместо одного из прекраснейших дворцов мира я увидела обгорелый остов вместо Пушкинского лицея - гору развалин...
- Да, аргумент - сильнее не придумаешь. Но не боитесь ли международной славы этакого ястреба, который жестко отстаивает позицию, непопулярную на Западе?
- Ни минуты не боюсь. Она лучше, чем геростратова слава тех, кто под шумок старается сыграть в поддавки с ущербом для страны, но с выгодой лично для себя. Я знаю, что многие коллеги, в том числе немецкие, уважают меня именно за эту твердость. Да, собственно, в чем она состоит? В том, что есть российский закон о перемещенных ценностях, там все ясно прописано. И мы живем по этому закону. Только и всего. И потом - не надо смешивать вопросы происхождения предмета с вопросами его судьбы. Скажите мне, например: великий памятник мировой культуры Пергамский алтарь - он что, делался для города Берлина, где сейчас стоит? А мраморные скульптуры Парфенона - для Британского музея, куда их вывезли 200 лет назад англичане? Да, так сложилась история - зачастую драматически. Может быть, кому-то хотелось ее забыть? Я - не забываю.
- Ирина Александровна, наверняка и в вашей жизни музейщика были свои драмы, свои поворотные моменты, которые определили судьбу. Например, день, когда вам объявили о назначении директором...
- Для меня это была полная неожиданность. Конечно, еще учась в Московском университете, я знала, что вся жизнь будет связана с искусством. 16 лет проработала в музее обычным сотрудником, никаких административных должностей не занимала. Вдруг тяжело заболевает Александр Иванович Замошкин, и мне объявляют: директором будете вы...
- Ни разу не пожалели, что согласились?
- Не то что пожалела, а очень трудно бывало. Например, в 1974 году, когда мы переносили античные слепки с верхних этажей вниз, чтобы освободить место для искусства XIX-начала ХХ веков. Ведь до того собрание импрессионистов, Пикассо и других мастеров, которым славен наш музей, в значительной степени находилось в запасниках. Как же меня тогда травили! Вызывали в ЦК партии к заведующему отделом культуры Шауро, у него в кабинете весь президиум Академии художеств сидел, обвиняли меня: мол, изничтожаю классическое наследие античности...
- Вам всегда удавалось побеждать в подобных спорах?
- К сожалению, нет. Однажды во Франции мне через друзей из Лувра сделали потрясающее предложение - купить картину Модильяни, который у нас в музее при всем его богатстве вообще не представлен. Я загорелась, попросила изготовить мне фотокопию почти в натуральную величину и привезла ее тогдашнему министру культуры СССР Демичеву: так и так, Петр Нилович, шанс нельзя упустить, просят всего 600 тысяч долларов, такой цены больше не будет! Он нахмурился: я такие вопросы не решаю, это нужно выносить на правительство. И через некоторое время сообщил, что получен отказ. А через пару лет эту картину продали японцам за два с половиной миллиона... Но если говорить не просто о досадных неудачах, а о серьезных кризисах, то самый суровый я пережила, наверное, в начале 1950-х годов.
- Когда развенчали культ Сталина?
- Ничего подобного, Сталин еще был жив, и как раз ужас в том, что никакого конца культу не предвиделось! И это после того, как наша страна вынесла страшную войну, народ невероятными усилиями победил врага. Казалось бы, в обществе должно наступить долгожданное примирение. Но вместо этого - новая волна репрессий: разгром в творческих союзах, борьба с космополитизмом, дело врачей... Надо сказать, мне очень помог понять смысл этих трагических событий мой муж, который был намного умнее меня и не обладал моим, как он, смеясь, говорил, кретиническим идеализмом. Под его влиянием я не приняла сделанное мне предложение вступить в КПСС - нашла какой-то предлог, чтобы уклониться. Хотя была до того активной комсомолкой. Правда, позже все же стала членом партии - в хрущевскую пору, когда нам показалось, что со сталинизмом навсегда покончено.
- Ирина Александровна, в разговоре с вами естественно звучат названия прославленных шедевров... Даже сама дорога в ваш кабинет настраивает на особый лад: идешь мимо таких внушительных "стражей", как 5,5-метровый Давид, гигантские бронзовые всадники... Всем лет по пятьсот. Не испытываете трепета? Я вот, если честно, побоялся бы оказаться в этом зале после ухода публики...
- Мы, музейщики, раньше просто обязаны были по ночам дежурить, я сколько раз тут ночевала. Работа есть работа. Бояться здесь, по-моему, нечего. Только одно замечу: почему-то не могу входить в музей в головном уборе. В чем бы ни была: в шляпке, в платке - непроизвольно снимаю.
- Эти картины, скульптуры - они для вас живые?
- Да, у них день ото дня меняется настроение, выражение лица... Хотя умом понимаю, что это меняется мое настроение, но как же по-разному я воспринимала, например, "Девочку на шаре" Пикассо! Много лет назад видела на полотне просто пару циркачей, и лишь потом передо мной стала разматываться, словно фильм, жизненная драма этих персонажей.
- Неужели в музее нет никакого духа-барабашки?
- Дух, конечно, есть. Но не в том смысле, в каком вы спросили. На музее всегда лежит печать его происхождения. Например, Эрмитаж никогда не расстанется с атмосферой имперского величия. В Третьяковке притягивает ее старомосковское тепло. А вот наш музей создавался профессором Московского университета Иваном Владимировичем Цветаевым как учебно-просветительский - в первую очередь для студентов, изучающих всеобщую историю искусства. Отсюда универсальность коллекции, отражающая многообразие мировой культуры. Здесь постоянно идут невидимые диалоги. Помните, мы даже как-то сделали выставку "Диалоги в пространстве культуры", где поместили Пикассо рядом с африканскими фигурами, а древнегреческую вазу VII века до нашей эры - с фотографией Эйфелевой башни... И между ними оказалось столько общего, им "было что сказать друг другу"! Такое возможно только в музее, мир которого поистине фантасмагоричен.
- Но при всей фантасмагоричности не могу себе представить, чтобы вы выставили, скажем, унитаз, изображенный кистью какого-нибудь скандально известного поп-художника...
- А у нас его просто некуда выставить. Вот если бы был раздел поп-арта... Но мы, честно говоря, не торопимся его заводить. Хотя поп-арт прочно вошел в историю второй половины ХХ века, но, скорее, как социальное, а не чисто художественное явление. Огромную роль в нем играет мощный пиар, создающий моду и коммерческую конъюнктуру. Но значительная часть этих "поп-экс-периментов" еще не прошла проверку временем и, безусловно, канет в Лету.
- Вы и сами, как ваш музей, демонстрируете неподверженность моде. Например, нынче принято, чтобы человек, занимающий столь высокое общественное положение, жил в элитном доме в центре столицы или где-нибудь в престижной дачной местности. Я не думаю, что, скажем, директор Эрмитажа Михаил Пиотровский обитает в панельной многоэтажке на окраине Петербурга. А вот вы живете именно в таком доме на юго-западе Москвы, в стандартной квартире 1980-х годов...
- Гламурный образ жизни мне действительно чужд. С возрастом особенно прониклась призывом Пастернака - "впасть в простоту". Только избавившись от лишних вещей и суетных амбиций, становишься по-настоящему независимым. Дачи у меня нет, а вот машина - как без нее! Именно потому, что это не роскошь, а средство передвижения. Помимо того, это еще и давнее увлечение - люблю сидеть за рулем. Вообще должна вам сказать: если вы чем-то долго всерьез увлекались, постарайтесь не бросать. Ведь оно уже стало частью вашего "я". Скажем, вы любили велосипед или лыжи, но вам кажется, что в вашем возрасте это уже несолидно, - ерунда. Делайте то, что доставляет радость. Например, я всегда любила плавать и до сих пор обожаю Крым, Анапу, Черное море. Важно не терять интереса к жизни. Сколько людей преждевременно угасали именно потому, что отсекали свои увлечения. Допустим: ой, как я сегодня устала, а еще зачем-то билеты на концерт взяла - не пойду... Но потом делаешь над собой усилие: как не пойду, ведь это мой любимый исполнитель, чьего приезда я так ждала - а ну-ка собирайся с духом, голубушка, и иди... И идешь, и получаешь колоссальное удовольствие.
- Я знаю, вы страстный театрал...
- Да, только что прочла новую книгу об Олеге Меньшикове. Мне интересен этот талантливый артист.
- А на что сегодня идете вопреки усталости?
- Как раз сегодня никуда. То, что зверски устала, это точно. Но вот мы с вами беседуем, а за дверью ждет режиссер Мария Николаева. Мы с ней уже сделали несколько телевизионных фильмов, сейчас новую ленту будем отсматривать.
- Это в связи с вашим юбилеем?
- Боже упаси, дался вам этот юбилей! У меня уже несколько лет, раз в две недели, идет цикл "Пятое измерение", посвященный мировому искусству. Теперь вот подоспел фильм о Вермере...