.jpg)
Тамара Старженецкая – имя, которое не вычеркнешь из истории русского искусства
Выставка, открывшаяся в Москве в библиотеке — культурном центре имени Волошина, не просто открытие вычеркнутого из истории современного отечественного искусства яркого имени. Это дань памяти как минимум двум выдающимся русским женщинам, одна из которых — талантливая, но, увы, известная лишь узкому кругу знатоков художница театра, другая — примадонна, перед которой преклоняется, даже после ее ухода из жизни, весь культурный мир.
Речь о Тамаре Старженецкой и Елене Образцовой. Кто такая Образцова — никому не надо объяснять. С другим именем сложнее. Впервые автор этих строк услышал о Тамаре Старженецкой от Галины Павловны Вишневской, когда та, уже на закате жизни, рассказывала о своем первом звездном взлете в Большом театре — спектакле «Аида»: гениальная режиссура Бориса Покровского, мощное музыкальное решение дирижера Александра Мелик-Пашаева, Георгий Нэлепп и Вера Давыдова в качестве партнеров на сцене... И немыслимой красоты и размаха живописное оформление. Которое потом, по словам Вишневской, просто сожгли — когда спектакль уже не шел и ему на смену пришли другие постановки. Что имеем, не храним.
Эти слова, к сожалению, можно было бы поставить эпиграфом ко всей жизни и творчеству Старженецкой — аристократки духа и крови. Вот что рассказала на открытии выставки дочь художницы и наследница ее профессии Ирина:
— Мама родилась в 1912 в семье надворного советника, инженера путей сообщения Георгия Старженецкого-Лаппы, отпрыска старинного польско-литовского дворянского рода. Вскоре грянула революция, выкосившая почти всех Старженецких, из трех родных братьев избежал расправы только мамин отец — он получил охранную грамоту как специалист по строительству туннелей и мостов.
.jpg)
Однако то, на что не решилась ЧК, сделали разруха и голод: Георгий Павлович скоропостижно умер в 1921 году. Когда Тамаре, сызмальства проявившей художественный дар, пришла пора поступать в вузы, выяснилось, что дворянскую дочь, даже имеющую опыт практической работы в архитектурной мастерской братьев Весниных, никуда не берут.
По словам Ирины Старженецкой, лишь в 1940 году ее мать приняли в художественный институт имени Репина. Но разразилась война, часть блокады Тамара провела в родном городе, затем — эвакуация в Среднюю Азию, рождение дочери в поезде на обратной дороге из Самарканда в Москву...
Новый шанс судьба дала в 1949 году: Тамара заняла второе место в конкурсе, объявленном Большим театром, и сразу получила заказ на постановку «Самсона и Далилы» Сен-Санса. Большая романтико-историческая опера — что может быть привлекательнее для художника? Но шанс тут же и отняли: наступила кампания борьбы с космополитизмом, и библейский сюжет с еврейскими именами стал остро неактуальным. Готовые эскизы остались достоянием личного архива художницы.
.jpg)
Только в 1951 году все сошлось: та самая «Аида». Где пригодились и талант Тамары, и ее интерес к истории, и ее вкус к восточным мотивам. Притом ее ярко романтичную работу одобрили С.И.Ходжаш и И.М.Лосева — хранители египетских древностей в ГМИИ имени Пушкина. Затем последовали опера «Демон» Рубинштейна, балет «Сказ о каменном цветке» Прокофьева и другие спектакли. Но в середине 1950-х главным художником в Большой пришел Вадим Рындин, который предложил Тамаре Георгиевне ограничиться разработкой костюмов. Она же мыслила себя в монументальных работах. И, обладая резким неукротимым характером, хлопнула дверью. По сути став художником-скитальцем, создавая спектакли в Ереване, Тбилиси, Киеве, Донецке, Ташкенте, Волгограде, Саратове, Воронеже, Куйбышеве (нынешней Самаре).
Странничество оказалось глубинным свойством натуры Старженецкой. Она стала путешествовать, объехав немало стран, но больше всего, конечно, изучала Родину. В 75 лет увлеклась морской темой, отправилась на Сахалин, Курилы, Камчатку, море Лаптевых, покоряя сопки с этюдником в руках. И — неожиданно вернулась к музыкальной теме, создав символические композиции на темы Седьмой («Ленинградской») и Тринадцатой («Бабий яр») симфоний Шостаковича...
О силе воли Старженецкой говорит даже такой факт: она утверждала, что вопреки всем невзгодам доживет до 90. И почти дожила — нескольких месяцев не хватило.
Но как же выставка Старженецкой связана с Образцовой? Очень просто: Елена Васильевна дебютировала в Большом театра — кстати, ровно 50 лет назад — в той самой «Аиде». В образе египетской царевны Амнерис — главной трагической героини этой оперы. В костюмах Старженецкой безумно талантливая и немыслимо красивая Елена производила сногсшибательное впечатление, о чем хранят свидетельство кинопленки середины 60-х и начала 80-х. Поэтому на экспозиции картины, эскизы, фотографии Тамары Георгиевны и ее семьи перемежаются со снимками великой певицы.
Ну и наконец: почему событие состоялось не в Большом театре, а в библиотеке — внешне скромной, хотя и известной на всю Москву своим клубом любителей египетской старины? Снова просто: этим клубом руководит египтолог (кстати, нередко выступающий на страницах «Труда») Виктор Солкин. Для которого «Аида» — вдвойне родная тема: это о Древнем Египте, а кроме того его, Виктора, мама Римма Четкина всю жизнь проработала в мимическом ансамбле Большого театра, и ей многие годы доводилось самой носить костюмы Старженецкой и держать шлейф царевны Амнерис — Елены Образцовой, тоже придуманный Тамарой Георгиевной. Кстати, на экспозиции, открытой по 15 марта, почти все предметы предоставлены Ириной. В Большом театре так и не собрались ни устроить выставку своей художницы, ни хотя бы выпустить о ней буклет. Дело и имя Старженецких живо прежде всего собственными силами этого уникального рода, оказавшегося сильнее жестокостей века.