Дьявол вышел за рамки

Российский молодежный театр отметил будущий юбилей Гоголя постановкой, где актер приравнен к музыканту.

Спектакль Алексея Бородина "Портрет" в Молодежном театре поражает прежде всего тем, что полноправным участником зрелища здесь сделан оркестр. Произведения Бриттена, Перселла, Рихарда Штрауса в исполнении знаменитого гобоиста Алексея Уткина и солистов ансамбля "Эрмитаж" - это не просто звуковое оформление. Музыка вступает в диалог с гениальным гоголевским текстом, который считается одним из самых загадочных и мистических в русской литературе.

В моноспектакле РАМТа актер Евгений Редько перевоплощается то в молодого художника Чарткова, загубившего свой талант, то в ростовщика с дьявольским блеском глаз. Мистический портрет этого ростовщика достался Чарткову случайно, и после этого талантливый художник начал свое превращение в преуспевающего дельца от искусства. Тема не новая, в каждом времени она варьируется по-своему. На оркестровых пюпитрах стоят багетные рамки, в которые могут быть заключены хоть партитуры, хоть картины, хоть сценарии - словом, любое произведение искусства. Сценическое пространство в оформлении Станислава Бенедиктова тоже представляет собой разъятую на несколько частей огромную раму. Одна из них повисла вверху, готовая упасть в любой момент, вторая лежит на подиуме в виде древней окаменелости, и Чарткову приходится двигать ее по сцене. Он пытается во что бы то ни стало соединить эти обломки, но все его усилия тщетны. Он больше не слышит волшебного гобоя в исполнении Алексея Уткина. Музыка уже не звучит в его душе, заглушаемая звоном монет, бокалов и льстивых похвал. Вдохновение отказало ему.

"Ну и где же тут мистика? - спросите вы. - Вполне рядовое явление: был дар - и нет его". Так-то оно так, но закопать свой талант - великий грех, и глубоко верующий Гоголь понимал это. Можно верить или не верить в то, что дух ростовщика перелетел с мистического портрета в душу Чарткова. Но то, что сегодня художественность сплошь и рядом оказывается падчерицей у ростовщиков от искусства, не подлежит сомнению. В противном случае Алексей Бородин не стал бы ставить такой спектакль. Даже ради 200-летия Николая Гоголя.