В нашей прежней стране, где даже статистика оперировала "лукавыми цифрами", а пропагандистские клише, беспрестанно вколачиваемые в массовое сознание, заменили многим саму жизнь, писать "без привиранья", да еще о какой-нибудь деревенской девчушке Дуняше, или вечной труженице Анисье, или вообще о безымянном, чем-то на миг выделившемся крестьянине было чрезвычайно сложно. Но именно в те годы обратили свой пристальный взгляд на народную, крестьянскую жизнь и соответствующие характеры многие писатели, обладавшие обостренным чувством справедливости, унаследовавшие совестливость классической русской литературы.
Характерно, что большинство этих писателей, по-своему спасавших "неперспективную деревню", были недавние фронтовики, солдаты-окопники, которых еще юношами призвали защищать родную землю. Евгений Носов, судя и по его солдатским наградам, - человек безупречного воинского мужества. И он не мог не сказать своего слова о всенародном подвиге в Великой Отечественной. Повести и рассказы "Усвятские шлемоносцы", "Красное вино Победы", "Шопен, соната номер два", "Костер на ветру" и другие - в сокровищнице русской (переведенной и на другие языки) литературы о войне, и прежде всего - о ее солдатах, безымянных героях.
Кое-кто считает, что Евгений Носов, публикуя и ныне прозу о Великой Отечественной, - "весь в прошлом". Тем более что он даже "интервью по поводу" нынешних перипетий не дает и категорически не приемлет разделенности людей творчества на противоположные лагеря. Но больших писателей надо уметь читать. Изменившаяся жизнь, увы, от вчерашнего дня далеко не ушла. Вспомним хотя бы одно из горчайших явлений нынешнего времени - сотни неопознанных трупов после первой чеченской войны в вагонах-рефрижераторах под Ростовом... А сколько их неделями валялось на улицах Грозного? Несколько лет назад Евгений Носов напечатал рассказ-эссе "Фанфары и колокола", где он рассказывает, как весной, когда начал оседать снег, обнаружилось множество неубранных трупов. "Тут целое поле ими устлано".
"- Ну почему... почему их не убрали? - вырвалось у меня.
- Да оно как... Вроде и никто не виноват. Ту часть, которая сюда первой ворвалась, вскоре отправили на пополнение... А которые на смену пришли, заволынили: дескать, это не наши лежат..."
Завершается рассказ письмом автора бывшему курскому партизану, описавшего не менее трагическую картину, как со всей округи свозили трупы в картофельную яму. Не выдерживает даже все повидавший фронтовик: "Нет, я не могу, я плачу, это читая... Как же так? Ну почему все не по-человечески? Ведь все, кто оказался в картофельной яме, - защитники нашего Отечества. Почему у немцев по-другому: для каждого своего убитого они отрывали отдельную могилу и каждому ставили личный крест с начертанием данных о погибшем?.. Мы же своих - в ямы. Или в старый окоп. Друг на друга, иногда навалом. И женщин - туда же - наших боевых подруг. Некогда разбираться. Так быстрей, потому что нам все время некогда, нам надо было приближать победу любой ценой".
Может быть, в том, что ныне в Чечне военачальники не в пример прошлому думают о сохранении жизни солдат, есть доля заслуги и писателя, сказавшего о войне и эту правду?
Важно отметить и другое: на всех этапах своего творческого пути Евгений Носов не переставал восхищаться чистотой и возвышенностью души нравственного человека, кем бы он ни был. Подтверждение тому - и этот непритязательный (вроде зарисовки с натуры) отрывок из нового цикла "Записки под капельницей".