ПОВЕСТЬ О ЛИШНЕМ ЧЕЛОВЕКЕ

В сегодняшнем выпуске "Книжной полки" представлены новинки не то что литературы, а чего-то рядом с ней стоящего - ремесла, издательского жеста, приметы времени. Кстати, насчет времени: даже модные авторы блуждают в созерцании героев, которых нас со школьной скамьи учат записывать в "лишние люди". Но ведь здесь важны детали, не так ли?

СЫЧ И БЕСЫ...
"Летописи такого рода появляются в русской литературе раз в столетие" - этот эпический зачин встречает всех, кто открывает аннотацию к двухтомнику художника и писателя Максима Кантора "Учебник рисования". Правда, удержать его в руках (особенно оба тома сразу) - занятие не для слабых. В наш век, когда литература из духовных ценностей превращается в убийство времени в метро/электричке по дороге на работу/с работы, книга Кантора внушает трепет одними размерами: одолеть 1400 страниц текста в сутолоке невозможно.
Тем не менее первый тираж романа разошелся, и книга вызвала целую бурю читательских эмоций. Одни признаются, что "Учебник" стал их настольной книгой, другие призывают на голову автора страшные кары. Если определять жанр книги, то получится не "два" и даже не "три в одном": и философский трактат, и политическая сатира, и политэкономическое эссе, и недружеский шарж на "высший свет", и "учебник рисования", в котором история общества соотносится с историей искусств, духовными ценностями.
Автор рассуждает о войне и мире, цивилизации и прогрессе, фашизме и демократии с горячностью не художника, но публициста. В книге показана наша страна (хотя действие происходит и в Западной Европе, и в Соединенных Штатах) послеперестроечных лет: "Прежней России (диктаторской, косной, мужицкой) тоже не стало, на ее месте возникло нечто, что стали именовать демократическим государством, поскольку страна отныне составляла часть большой демократической империи. Мужику дали демократические права - а хочет он, козел, ими пользоваться или нет, это уж его забота. Во всяком случае, прогрессивная часть общества ему кажет пример: учи английский, осваивай компьютер, иди в менеджеры. Повезет, так сток-брокером поедешь. А не хочешь - сиди, семечки лузгай, никто в твоей судьбе не виноват..."
Такая позиция не всем по душе, но особенно бурную реакцию вызвали карикатуры на "светских" персонажей - художников, искусствоведов и прочей богемы, которая "у всех на устах" и за чьим внешним глянцем скрывается творческая (а то и человеческая) пустота. К таким "героям", разменявшим жизнь на саморекламу, Кантор беспощаден. Взять хотя бы "гомельского мастера дефекаций", который торит путь к славе через публичные испражнения. И у этого "культурного проекта" есть поклонники, а искусствоведы подводят под него теоретическую базу. Или художник Сыч, прилюдно совокупляющийся с хорьком и делающий на этом имя и деньги. Ему рукоплещут Политехнический музей и Большой театр, хорек со временем обретает "человеческий" статус и становится депутатом парламента, а самого Сыча после смерти называют человеком столетия, посвящают ему песни и учреждают фонды его имени...
...МИНАЕВ И ПУСТОТА
Не столь "творческая", но тоже пустая жизнь - у героя романа Сергея Минаева "Духless: Повесть о ненастоящем человеке", в одночасье ставшем бестселлером. Но действительно ли "Духless" - шедевр, проливший свет на "поколение 1970 - 1976 годов рождения, такое многообещающее и прекрасное. Чей старт был ярок и чья жизнь была столь бездарно растрачена..."? Название книги - русско-английский гибрид, синоним слова "бездуховность". И обе части романа именованы на языке Шекспира (с переводом), а в начале приводится текст английской же песни (без перевода), что, видимо, призвано отсеять "непродвинутого" читателя. (И напоминает сцену из "Войны и мира": во время войны с Наполеоном светское общество решает проявить патриотизм и общаться только на родном языке. Одна дама, забывшись, по привычке произносит фразу по-французски, ее одергивают, она в полном недоумении: "Но как же это по-русски сказать?")
Герой романа - столичный топ-менеджер зарубежной компании, торгующей овощными консервами. Тридцатилетний сноб-мизантроп, прожигающий жизнь по ночным клубам в состоянии наркотического и алкогольного опьянения, глядящий на мир с цинично-презрительным прищуром. Словом, типичный, по мысли автора, представитель поколения, Печорин, Онегин и персонаж Генри Миллера в одном флаконе. Но про классических "лишних людей" мы читали еще в средней школе и даже писали сочинения. Всерьез же рассуждать о "Духless" нельзя даже под угрозой "двойки" по литературе за полугодие: предмета для серьезного разговора просто нет. "New-Печорин" со слоновьей яростью занимается саморазрушением, вытаптывая последние чахлые росточки романтики. В результате "самые лучшие подруги оказываются самыми развратными шлюхами, а самые циничные подлецы оказываются ранимыми принцами с оленьими глазами. А наши лучшие друзья оказываются злейшими врагами" - из такой банальщины и состоит книга.
На обложку вынесены "убойные" фразы типа "В туалетных ночных клубах можно найти не только мыло", но и эти откровения о кокаиновых ночах интереса не вызывают. "Духless" - смесь любительского дневника и газетного репортажа в рубрике "Светская хроника". Похоже, автору нужны хоть несколько "уроков рисования", потому как писать серым по серому - не лучший вариант. Несмотря на все декларации героя, что он, как в песне Шнура, "не такой, как все", потому что смотрит не "Бригаду", а фильмы с Марлен Дитрих, его индивидуальность - пустой звук: он получился безликим. Сколько ни повторяй на разных языках на разные лады "бездуховность", духовнее не станешь. А что до коммерческого успеха романа, дело не в писательском таланте. А в менеджерском.