Про войну в Ливане сорокалетний Ари не помнит ничего - только тот момент, когда он лежит в море на спине и смотрит в небо, а потом выходит вместе с другими юношами на пляж, а в небе горят сигнальные ракеты. Услужливая память из всей войны выбрала эту, чем-то даже успокаивающую картинку. Однополчане Ари тоже будут рассказывать и о пляжах, и о море - спокойном, теплом, как-то раз скрывшем от пуль единственного выжившего из отряда: всех остальных застрелили. Они сами тоже убили многих. В одном из разговоров прозвучит фраза: "На войне нельзя быть героем, можно - только убийцей". Оттого спасительное море не случайно так часто появляется в воспоминаниях, становясь символом материнской утробы, где можно свернуться эмбрионом, ни о чем не думать, ни за что не отвечать.
Ари Фольман начнет навещать воевавших в Ливане после разговора с другом, который расскажет о ночном кошмаре: ему снились 26 ливанских собак, которых он застрелил, чтобы они не мешали брать спящее село. Ари колеблется, ему очень не хочется вспоминать войну. Он пытается то прикрыться работой ("мои фильмы - тоже психотерапия"), то вести себя с однополчанами подобно психоаналитику - понимающий тон, сдержанные кивки, пока все-таки не вспомнит, что делал сам на этой войне: наблюдал с крыши за убийствами стариков и детей в Шатиле, палестинском лагере для беженцев.
В своем мультфильме, уже признанном началом жанра "документальная анимация", Фольман несколько раз использует такой прием: на фигуру героя попеременно набегают свет и тень. Тем самым утверждается, что человек не может целиком состоять из тени. Подтверждением этому служат рассказы о том, что участники войны в Ливане были влюблены, а также о том, что жалели лошадей, а сейчас держат магазины здоровой пищи.
Нарисованная дама-психоаналитик расскажет Ари о фотографе, который воспринимал войну отстраненно: он видел смерть, видел раны, но смотрел на них через видоискатель фотокамеры, как сквозь фильтр. В "Вальсе с Баширом" (так звали президента Ливана, после убийства которого фалангисты начали резать беженцев в Сабре и Шатиле) израильский режиссер использует сразу два отстраняющих от реальности фильтра - собственно камеру и мультипликацию. Герои фильма - и среди них сам Ари Фольман - одновременно и реальные, и условные. Фильм завершается страшными кадрами настоящих убитых, но и убийцы, и наблюдатели остаются мультипликационными. Так что, с одной стороны, на месте этих фигурок каждый может вообразить себя, но, с другой стороны, за ними можно попытаться спрятаться от чувства вины. И, похоже, Фольману это удается.