.jpg)
На Каннском фестивале запахло русским духом
Может быть, в каннском конкурсе в этом году и нет российских картин, но без русского языка и мотивов отечественной классической литературы снова не обошлось. То в японском фильме «Наша сестренка», пусть с другими именами и временем, воспроизведут почти дословно сцены из «Дяди Вани» и «Вишневого сада» — продать имение, вырубить цветущие деревья, — то в португальской картине «Тысяча и одна ночь», сатире на «антикризисную» европейскую программу всеобщей экономии, взметнется над толпой российский триколор: и не на демонстрации какой-нибудь, а... в сцене массового заплыва «моржей». Наши любители зимнего плавания, с флагом в руках, добрались, получается, и до Атлантики!
Но прежде всего, конечно, не прошел мимо русской темы Вуди Аллен. В его «Иррациональном человеке», представленном на фестивале вне конкурса, главные герои, университетский преподаватель и студентка, зачитываются Достоевским. Причем «Преступление и наказание» фигурирует здесь не только в качестве настольной книги, но и как улика: по сюжету в фильме происходит убийство, и знакомство с историей Раскольникова для персонажей — веская основа для подозрений. У Вуди убийца, как персонаж Федора Михайловича, тоже подводит под совершенный акт целую философскую базу — пусть режиссер и подает образ горе-экзистенциалиста в исполнении актера Хоакина Феникса с иронией.
Русские фразы и колыбельная звучат в режиссерском дебюте Натали Портман «Песнь любви и тьмы»: это экранизация автобиографического романа Амоса Оза, а мама израильского писателя, которую проникновенно сыграла сама Портман, была родом из Ровно. В фильме прочувствованно рассказана история иммигрантки, чья мечта о жизни в новой, собственной стране вроде бы сбылась, но счастья не прибавила.
Наконец, один из лучших пока что по оценкам критиков фильм конкурса, «Сын Шаула» венгра Ласло Немеша, — инспирирован, по признанию самого режиссера, картиной Элема Климова «Иди и смотри». Впрочем, родство между этими произведениями отнюдь не бросается в глаза. Немеш сделал кино с точки зрения еврея — члена зондеркоманды в Аушвице.
Режиссер в предисловии счел нужным объяснить публике, что такое зондеркоманда, а то современное поколение может и не знать. Это такие же узники, обреченные нацистами на уничтожение в концлагере, только протягивающие на несколько месяцев дольше, из-за работы. Под дулами автоматов, под тычки и окрики они собирают одежду и ценности с вновь прибывших партий заключенных, заводят голых людей в газовые камеры, затем уносят трупы к печам, отмывают пол, увозят пепел. Авторы сознательно показали лагерь как налаженное конвейерное производство, фабрику смерти, где люди низведены до механизмов. Группа Немеша строила сценарий на подлинных свидетельствах, оставшихся со времен Второй Мировой. И мы, зрители, будто глядим из-за плеча героя, Шаула. Смотрим прямо перед собой, мимо мертвых и еще живых, почти не реагируем на происходящее, сосредоточенные на механических действиях. И слышим мы то же, что персонаж в кадре — смесь разных европейских языков, реплики украдкой о какой-то возможности достать некие документы и оружие, подготовить восстание и побег (заводилы последнего, кстати, говорят по-русски), или украдкой пронести фотоаппарат и из-за угла сфотографировать геноцид в действии, все следы которого нацисты так стараются отдраить. Досконально выстроить цепь событий вне смертоносного конвейера не представляется возможным, но сам прием съемки дает потрясающий эффект вовлеченности, присутствия на месте событий. Мы, впрочем, понимаем, что Шаул в какой-то момент задумал устроить подобающие похороны хотя бы для одного еврейского мальчика. Он выкрал труп и отчаянно ищет раввина среди зондеркомандеров и вновь прибывающих. И говорит, что мальчик, мол, его сын — вряд ли это правда.
Фильм Ласло Немеша — единственный дебют в основном конкурсе, но отнюдь не выглядит ученическим. Ласло работал ассистентом у очень чтимого в фестивальных кругах венгерского режиссера Белы Тарра, снял несколько короткометражек, отмеченных на международных кинофорумах. У него есть собственный голос, свой стиль и творческая смелость. Не видя картины, трудно себе представить, что можно сделать вот такое художественное кино, словно бесстрастный и одновременно вопиющий документ, подшитый к досье. И если у жюри возникнет желание дать фильму приз, то не придется предполагать, что награждают из-за темы. Дело в подаче, филигранно сдержанной. Подкупает и приверженность автора к классической, не цифровой технологии — его кино, что по нынешним временам редкость, снято на пленку.
Ну, а самым крупным провалом фестиваля пока что можно считать «Море деревьев» (или «Лес», The Sea of trees) американского режиссера Гаса Ван Сента с Мэтью Макконехи в главной роли.
.jpg)
У обоих в фильмографии есть ленты, удостоенные «Оскаров» и фестивальных призов, но совместная работа из каннского конкурса вышла неудачной. Фильм — об ученом, который после смерти жены решил покончить собой, погуглил в интернете и узнал, что «самым прекрасным» и популярным местом для самоубийства является лес у подножия Фудзиямы. Доехав до японского природного заповедника и оказавшись в экстремальных условиях (ливень, сель, холод, камнепад и прочее), тепличный американец понял, что инстинкт самосохранения работает у него куда лучше, чем он думал. Однако процесс нового обретения вкуса к жизни показан в картине слишком в духе «мыльной оперы», топорно и шаблонно. В результате у «Леса» нижайшая оценка в рейтинге критиков, 0,6 балла из 4-х возможных. На показе фильм освистали и одарили криками «бу-у-у». «Каждый имеет право на освистывание, как и на овацию», — заметил Мэтью Макконехи, когда его спросили, не обидел ли актера такой прием. Правда, разочарование касается лишь фильма. Самих создателей, и Мэтью прежде всего, встретили тепло, просили, как и у других звезд, автографы и возможность сделать «селфи» в компании со звездой.