- Михаил Михайлович, почему все-таки вы вернулись в Россию? Неужели не могли ужиться со своими соплеменниками в Израиле?
- Главное - я не вписался в контекст театральной жизни Израиля, были трудности в освоении языка... Поэтому и решил вернуться обратно. Здесь у меня еще остались близкие люди, с которыми я могу беседовать о чем угодно, перескакивая с литературы на театр, с театра на кинематограф... Вчера, допустим, мы с другом начали разговор по телефону в 12 ночи, а закончили в три, потому что у нас есть "код", который известен только нам. Это я особенно ценю.
- Выходит, вы не выносите одиночества?
- Вообще одиночество свойственно каждому человеку. Может быть, оно-то и стимулирует волю к творчеству. Вот Пушкин, например, роптал на одинокую жизнь в Михайловском, Болдино, но ведь как много писал при этом... А жил бы он постоянно в Петербурге - хрен бы состоялся творческий взрыв, известный как "Болдинская осень". Мое одиночество в Тель-Авиве заставило меня задуматься о многом, кое-что переоценить в своей судьбе и сделать, как говорится, соответствующие выводы... Живя в Москве, я бы этого никогда не сделал.
- А если бы вы оказались там лет на 30 раньше?
- Знаете, я видел в Тель-Авиве разных людей из России, которые прекрасно вписались в новую обстановку и чувствуют себя там отлично. Но я? Я - любитель "кухонных разговоров" на разнообразные темы, а они остались здесь, в Москве. Я благодарен Израилю за ту школу жизни, которая расширила мои представления о мире и о себе. Он излечил меня в каком-то смысле от идеализма. Именно там мне стало понятно, что я человек московский, так сказать, "ордынский". Начинал свою жизнь в Замоскворечье и заканчиваю ее тоже на Ордынке. Я говорил и прежде, и сейчас: "Израиль мне понравился, но я себе в Израиле не понравился".
- Почему вы не переехали из Тель-Авива в Нью-Йорк?
- О! Это самый прекрасный город на свете! Но жить там можно, только будучи кем-то. И конечно, знать язык безукоризненно. Не дай Бог попасть туда в качестве эмигранта... Я бы удавился на второй день, и никакая красота Нью-Йорка мне не помогла бы.
- Можно сказать, что эмиграция принесла вам много боли?
- А больно человеку бывает всегда. Разве не больно наблюдать те трагедии, которые сейчас происходят в России, и чувствовать, что ты ничего не можешь сделать? Меня не покидает постоянное чувство вины...
- За что?
- Да за те же чеченские события. Я бывал в Грозном при советской власти и никогда не мог представить, что там может произойти такая бойня. В то же время Россию всегда потрясали какие-то трагедии. Мне сейчас 66 лет. Я пережил несколько политических эпох и должен сказать, что трудно было всегда. Просто жилось только циникам, приспособленцам, карьеристам, накопителям. Они замечательно существовали во все времена. А вот людям искренним всегда приходилось несладко. Но мы верили и понимали, что заниматься искусством надо с "чистыми" руками. Любой шаг в сторону, измена самому себе тут же приводили к запоям... Сегодня мы пробуем создать демократическое общество, но пока не получается, и поэтому пытаемся понять: где была сделана корневая ошибка. Забывая о том, что в России нельзя копировать никакую другую государственную модель, ее надо создавать самим, так как по своему географическому положению Россия - не Европа и не Азия, а Евразия, и этим все сказано. Да, нам есть чем гордиться, скажем, Толстым, Достоевским, Чеховым, Набоковым... et cetera. И все-таки в тихой Швеции или Швейцарии, где на квадратный километр гениев меньше, чем в бескрайней России, людям живется лучше.
- Говорят, слабость интеллигенции заключается в том, что она постоянно занимается самокопанием?
- Так это и есть проблема Гамлета - быть сильным и заниматься самокопанием, чувствовать долг и сомнение. Это энергия заблуждения, которую Толстой объяснял так: когда ты пишешь какую-либо вещь - самую важную в твоей жизни, то искренне веришь в это и лишь потом можешь сказать, что заблуждался. Но не дай Бог потерять эту энергию по ходу написания - тут же начинается депрессия. Как у Достоевского: безнравственно не иметь убеждений, но вдвойне безнравственно время от времени не подвергать их сомнению.
- В начале беседы вы упомянули о циниках, но многие актеры, играя "гадов" на сцене, "играют" гадов и в жизни.
- Это отсутствие души. Я знаю таких людей - они неглубокие актеры. Могут на какое-то время блеснуть, но большой творческой судьбы у них нет... Я очень люблю талантливых людей.
- Неужели вы завидуете им, ведь вам, казалось бы, не грех уверовать в собственную гениальность?
- Как легко мы разбрасываемся словами! Давайте поскромнее: не гениальность, а способности. Другое дело, что меня Бог одарил счастливым свойством "белой зависти". Иногда хвалят и меня: мол, лучше всех читает стихи. Да ничего подобного! Зиновий Гердт читал Бориса Пастернака намного лучше, а Юрский куда талантливее обращается с прозой. Я искренне пытаюсь ответить на ваш вопрос, объективно понимая, что обязан считать себя счастливым человеком, несмотря на все пережитое...
Знаете, однажды Сергей Довлатов сказал: "Самое трудное в жизни - это ее прожить". Эту мысль человек додумывает до своего последнего часа. Мне приходилось бывать в пограничных ситуациях. Один раз даже подумал: зачем они вернули меня к жизни? Какой покой! Секунда, а потом - ничего. В детстве у меня была такая мысль: "Господи, какое счастье, что я родился! А ведь могло быть так, что и не родился бы вовсе!" А в юности: я никогда-никогда-никогда не умру! Смерть пугает только в детстве. Потом уже смиряешься. Смерть не страшна, страшны страхи смерти. Вот их надо уметь гнать от себя. Лично мне всегда помогала работа (я - трудоголик), люди, дети, друзья, водка... Хотя очень грустно терять друзей. Вообще-то меня на этой земле удерживает одна мысль: мои дети еще не стоят крепко на ногах, их надо поднять, поэтому надо пожить.
- Вам, возможно, часто говорили, что вы мрачный человек?
- Не скажу, что очень мрачен. Почему же? Я умею радоваться. Просто заниматься своим ремеслом приходится в мучительных условиях. Но, с другой стороны, нельзя зацикливаться на этом, нельзя думать о том, что вчера какой-то критик смешал тебя с дерьмом.
- Вы серьезно?
- Да, я подал в суд на господина Заславского за то, что на страницах "Независимой газеты" он позволил себе реплику следующего содержания: "Уезжая из России, Козаков облил грязью Россию, уезжая из Израиля, он облил грязью Израиль".
Я подал в суд из-за оскорбления моего человеческого достоинства. Я не ругал Россию, но могу сказать, что Россия очень трагическая страна. Помните, у Лермонтова: "Люблю Отчизну я, но странною любовью..." Или как у Пушкина: "Черт меня догадал с душой и талантом родиться в России". Ну и что? Выходит, он облил грязью Россию?
- Неужели вы никогда не лгали?
- Девушек в молодости, случалось, обманывал. А вообще-то для меня главное: умри, но не солги. Это жутко трудно! Может быть, поэтому меня и называют "трудным человеком". А с другой стороны, чем я "труднее" других?
- У вас появляются новые друзья?
- В основном молодые, и к ним я тянусь больше, чем они ко мне. Вот какой парадокс произошел. Я прохожу вместе с ними по знакомым мне переулкам и улочкам и вспоминаю свою жизнь, которая, как мне кажется, еще не готова скрыться за ближайшим поворотом...