Все музеи, выставки в Вашингтоне - бесплатные. И всюду попасть легко, даже в Белый дом. Но Холокост, ставший символом борьбы за права и жизнь человека, - пожалуй единственное место, где постоянно стоят очереди у входа.
Но почему в этом храме увековечен Иван Соленов? Он ведь русский! Оказалось, что несколько залов музея посвящены и жертвам фашизма любой национальности. Соленов - один из них. Он снят на групповом фото, где построены шеренги... живых трупов. Голые скелеты мужчин, которые все еще смотрят живыми глазами. Под фотографией - подпись: "Группа неизвестных узников концлагеря Дахау".
Меня сопровождал зам. директора по науке господин Фишер, отлично говорящий по-русски.
- Я всегда останавливаюсь около этого экспоната, - сказал он. - Что-то непостижимое есть в этих людях. Смотрите, как они стоят, - ни один не согнулся перед фотокамерой. Мы давно пытаемся приоткрыть тайну этого снимка. Зачем он понадобился немцам? Кто эти неизвестные узники?
И услышал от меня:
- Одного из них я знаю - второго справа. Это русский солдат Иван Соленов. О его трагической истории я рассказал в газете "Труд" более тридцати лет назад...
Я не был уверен, что американскому музею необходимы подробные сведения, но он был настолько поражен и так загорелся, что пришлось мне вспомнить эту уникальную в своем роде историю. Теперь мой рассказ хранится в научном архиве музея, а на стенде, под стеклом - краткое изложение.
...Анастасия Васильевна Соленова ходила на все документальные фильмы о войне, не пропускала ни одной статьи в газетах, если в ней рассказывалось о без вести пропавших.
Я не верю в чудеса, но... они случаются. Купила Анастасия Васильевна новый телевизор, и вся семья собралась, чтобы посмотреть покупку. Включили, и только вспыхнул экран - Анастасия Васильевна закричала: "Ваня!" и упала без чувств. Телефонистка с междугородней, едва дослушав сбивчивое объяснение старшего сына Соленовых Анатолия, тотчас соединила его с Центральной телестудией.
Никогда еще голос Анатолия не был ему так непослушен: "Говорят из города Жуковский. Вы только что показали снимок узников концлагеря Дахау "Живые скелеты"... Так вот, мы узнали: тот, который справа в первом ряду... это наш отец - Соленов Иван Иванович... Нет, мы не ошибаемся... А главное, мама... Она сейчас не может говорить - ей плохо. Спасибо, приезжайте, мы будем ждать..."
Чтобы удостовериться, что на снимке действительно Иван Соленов, ведущие телепередачи взяли у Анастасии Васильевны для экспертизы сохранившуюся довоенную фотографию мужа, и уже на следующее утро оба снимка легли на лабораторный стол известного эксперта-криминалиста подполковника милиции Шакура Гареевича Кунафина, который к тому времени уже активно сотрудничал с "Трудом" в рубрике "Поиск" и успел назвать на страницах газеты немало имен "неизвестных". Так "Труд" подключился к этой истории. Без экспертизы и на этот раз было не обойтись, ибо поверить на слово, что на обеих фотографиях - один и тот же человек, значило не поверить своим глазам. Ну что общего у физически крепкого тридцатилетнего мужчины со скелетом старика, если к тому же разница в "возрасте" снимков - менее двух лет? Кунафин приступил к работе. Как обычно в таких случаях - после работы: дело-то внеслужебное, добровольное. Действовал привычно: переделал снимки в единый размер, выравнял ракурсы и перешел непосредственно к исследованию - кропотливому и невероятно трудоемкому. Ему предстояло сказать "да" или "нет", проверить, не обманула ли Анастасию Васильевну память сердца.
...Память сердца. Свою свадьбу они сыграли в двадцать пятом году. Это была первая в их селе свадьба без попа. Ну а как же могло быть иначе, если Анастасия с Иваном были в своем селе первыми комсомольцами? Иван был невысокого роста, не богатырь, но работал за троих. И хотя жизнь, особенно на первых порах, после женитьбы, была трудной, все завидовали Анастасии: "Повезло тебе, девка, с мужем..."
"Хоть жили мы бедно, - вспоминает она, - но с Ваней мне было легко, - работящий, заботливый, добрый. Работали мы в пяти километрах от села на фабрике "Красное знамя" в разных сменах, чтобы не оставлять детей без присмотра. И никогда у меня душа за них не болела, если с ними оставался отец. Знала, что дети будут накормлены и уборку в доме сделает не хуже меня. А когда кончались дрова, Ваня по выходным дням коряги из болота вытаскивал. Нырнет, вынырнет, обсушит - и в топку... Так и жили. Трудно, но счастливо. И только-только полегчала жизнь, как началась та страшная война. И сразу же в тот черный июнь ушел мой Ванечка на фронт. "Если не вернусь, - сказал он тогда на прощанье старшему сыну Анатолию, - будь отцом своим братьям и сестре, а матери - помощником... Так мы его всей семьей проводили, не зная, что никогда уж больше не свидимся..."
И осталась Анастасия Васильевна одна с четырьмя детьми. Старший, Анатолий, исполнил отцовский наказ - пошел работать, чтобы матери помогать. Но много ли проку от тринадцатилетнего мальчонки? К тому же случилось так, что им пришлось уехать из села в рабочий поселок, где ее с детьми поселили в ветхом бараке. Однажды вернулась со смены, а ее маленькая Нинка под пол провалилась, плачет. - Спасибо, живая осталась. Не выдержала Анастасия Васильевна и сгоряча написала самому Калинину: помогите, дескать, Михаил Иванович, знаю, что несладко теперь всем и за себя просить не стала бы. За детишек своих четверых прошу...
Вряд ли она надеялась на ответ - до нее ли тогда было Калинину? Но опять-таки свершилось чудо - через две недели Анастасию Васильевну, по личному распоряжению Михаила Ивановича Калинина переселили в новый, перед самой войной построенный дом и даже дали бесплатно кровати и постели.
Теперь бы все хорошо, да вот с сорок второго письма от мужа перестали приходить. Не пришла на него и "похоронка". Она решила, что он в плену.
Нет, не ошиблась она, узнав его с первого взгляда. Можно не поверить глазам, но экспертиза криминалиста подтвердила: это он - Иван Иванович Соленов.
А потом вскоре нашелся и свидетель, написавший в "Труд":
"Я, Молоков Никифор Иванович, бывший узник концлагеря Дахау за N 62941, подтверждаю, что в период моего пребывания в фашистском концлагере Дахау (1942-1945 г.) была привезена транспорт-команда советских военнопленных. На одной из предъявленных мне фотографий я узнал Соленова Ивана Ивановича. Вся эта команда была уничтожена в крематории концлагеря Дахау. Никто из обреченных не просил помилования..."
Свой поиск вел параллельно и Анатолий Иванович Соленов. Ему удалось списаться и встретиться с некоторыми узниками лагерей Маутхаузен и Дахау, которые хорошо помнили его отца. И все они рассказали одно: Иван Соленов вроде бы и ростом не вышел, и здоровьем был к тому времени совсем слаб, но человеком оказался несгибаемым. Поняв, что его не сломить, фашистские палачи бросили его вместе с группой таких же особо непокорных в специальный бункер, откуда они вышли уже такими, какими их зафиксировал на снимке фотообъектив палача. Эту группу живых скелетов, обтянутых кожей, возили по всем концлагерям, где содержались советские военнопленные, - для устрашения.
...Однажды, ожидая троллейбуса на остановке, Шакур Гареевич внимательно всмотрелся в стоящего рядом мужчину лет сорока: "Вы Соленов?" - "Да... Простите, но мы, кажется, не знакомы..." - "Знакомы. Моя фамилия Кунафин". - "Это вы?!" Анатолий Иванович схватил его руки: "Значит, это вы... Так мы же вас... Для нашей семьи вы, как самый близкий... Но как вы меня узнали?.." Шакур Гареевич улыбнулся:
- Особые приметы. Две родинки под правой бровью, как и у вашего отца. И вот тут еще - ямочка...
Прошли годы. Однажды в годовщину Победы мы с Кунафиным приехали в город Жуковский, где живут Соленовы, чтобы рассказать их землякам о нашем герое. В зале было полно народу. Рядом с нами на сцене сидела Анастасия Васильевна. Я тихонько спросил ее, есть ли в зале, кроме ее детей, Соленовы?
Она встала, выпрямилась и скомандовала: "Соленовы, встаньте!"
В разных частях поднялось около двадцати человек. Молодые, здоровые, улыбающиеся.
Иван Соленов погиб, но живы Соленовы!