Летом 1979 года меня вызвали в отдел пропаганды ЦК КПСС и объявили, что по согласованию с главным редактором мне надлежит 1 августа принять участие во Всесоюзной летучке в Павлодаре, посвященной какому-то там передовому опыту. Ехать на это пустое мероприятие не хотелось, но задание ЦК, как известно, не обсуждалось.
Авиабилетов на рейс Москва - Павлодар в обычной кассе, конечно, не было. Из цэковской брони мне выделили место в первом ряду. Поздним вечером 31 июля в аэропорту Домодедово я стоял в хвосте огромной очереди на оформление документов. Оставалось еще 14 человек, когда работница аэропорта, производившая регистрацию, вдруг объявила: "Для остальных мест в самолете нет!" Люди заволновались. У каждого был билет, где четко обозначено время вылета, номер места в самолете. А следующий рейс - только через сутки, да и на него не было билетов. Кто-то из оставшихся пассажиров летел на похороны (что подтверждала телеграмма), женщина умоляла отправить ее, потому что у грудного ребенка была температура 39o. Однако дежурный администратор просто повернулся и ушел.
Используя журналистское удостоверение, я вызвал из депутатского зала старшего по аэропорту. Он отвел меня в сторонку и тихонько предложил: "Я задержал рейс, сейчас кого-нибудь высадим из самолета и отправим вас". Тринадцать пар глаз издали наблюдали за мной. Разумеется, я сказал, что полечу только вместе со всеми оставшимися. "Это невозможно", - развел руками мой собеседник.
Ранним утром я был в редакции, написал реплику. Но цензор, который в те времена читал каждую строчку, заявил, что критические материалы по Аэрофлоту могут быть опубликованы только с разрешения Отдела административных органов ЦК КПСС. На мое счастье, заведующего этим отделом Савинкина не было на месте, а его заму я сказал, что "редакция хочет в соответствии с указаниями товарища Савинкина помочь улучшить работу Аэрофлота". "Поступайте, как считаете нужным", - ответил замзав. И 2 августа в "Труде" появилась реплика "Занимайте очередь первыми!".
Министерство гражданской авиации отреагировало бурно, обвинив газету "в подрыве репутации Аэрофлота накануне Олимпийских игр, что обернется для государства огромными убытками". Не буду рассказывать обо всех звонках "сверху", тяжелых разговорах. Но через некоторое время в "Труде" было опубликовано письмо читателя, в котором говорилось: "Ложь стала правилом в работе сотрудников Аэрофлота". Это явилось последней каплей. Один из заместителей министра гражданской авиации позвонил главному редактору и поставил ультиматум: "Или увольняйте Головачева, или Министерство гражданской авиации через своего куратора выносит вопрос о подрывных действиях "Труда" на заседание Политбюро". Это была серьезная угроза. Редактор объяснил заместителю министра, что злополучное письмо готовил не Головачев, а другой сотрудник, которому объявлен строгий выговор... Но еще долгое время в Аэрофлоте и Министерстве гражданской авиации меня считали "врагом номер один".
Сегодня, вспоминая ту историю, я думаю: как много изменилось в стране за последние десять или пятнадцать лет. Нет цензуры, нет ЦК КПСС, нет грозных окриков "сверху". Пусть и не будет этого, пусть никогда не вернутся те времена.