Здесь инсценировали автобиографическую «Повесть о Сонечке»
Все более востребованный в России рижский режиссер Владислав Наставшев поставил на Новой сцене Театра им. Вахтангова «Повесть о Сонечке». Для здешних стен эта известная автобиографическая книга Марины Цветаевой — знаковая. Ведь многие ее персонажи, и прежде всего заглавная героиня — ученики Евгения Вахтангова, так что об этом режиссере в спектакле тоже заходит речь.
Действие происходит в 1917 — 1919 годы в Москве. Впрочем, поэтесса создавала свое произведение почти 20 лет спустя, на приморском курорте Лакано-Осеан около французского города Бордо. И декорация (сценография Наставшева и Валерии Барсуковой) представляет собой песчаную насыпь, в которой на боку лежит шкаф, а на шаткой платформе возвышаются стол со стулом. Мы как бы и на океанском берегу, и одновременно в наполненной тревогой квартире Цветаевой в Борисоглебском переулке в суровые голодные годы. В иные моменты даже слышится шум прибоя; кстати, сама поэтесса любила вспоминать буквальное значение своего имени «Марина» — «морская».
На сцене всего три актера. Марину Ивановну играет Евгения Крегжде, ее подругу актрису Сонечку Голлидэй — Ксения Трейстер. Ксения — недавняя студентка, но на ее счету в Вахтанговском театре уже такие роли, как Татьяна в «Евгении Онегине» и Наташа в «Войне и мире». Между прочим, и Цветаева сравнивала свою героиню с юной Ростовой. Сама же пылкая и наивная мечтательница Сонечка, в свою очередь, стала прототипом ряда персонажей в пьесах своей подруги: Розанетты в «Фортуне», Девчонки в «Приключении», Франчески в «Конце Казановы»...
Константину Белошапке досталась сложная задача — воплотить все мужские образы, которых в спектакле около дюжины: от безвестного кадета до Юрия Завадского и третьего главного героя «Повести о Сонечки», актера Владимира Алексеева. Обладающий обостренным чувством справедливости, он не смирился с нахождением в тылу во время Гражданской войны и в конце концов сгинул в ее боях, на которые отправился добровольно.
Еще одна значимая фигура в постановке — Алексей Стахович, в чьей трагической судьбе отразилась эпоха. В начале ХХ века этот богатый дворянин стал пайщиком МХТ, в 1907 году он, генерал-майор в отставке, поступил в актеры Художественного театра. Одно время Стахович обучал молодых студийцев хорошим манерам. Но революции не перенес и в 1919 году повесился. Цветаева посвятила ему стихотворение, в котором есть строчки: «А вблизь тебя дышалось/ Воздухом Осьмнадцатого Века». В спектакле в сцене собственной панихиды Стахович из гроба (все тот же шкаф) протягивает собственную удавку поэтессе, которая, как известно, спустя 22 года закончит жизнь точно так же... Но был среди его уроков и такой (Алексеев на сцене рассказывает это Цветаевой): «Стахович учит нас быть. Ибо нельзя, так поклонившись, заехать друг другу в физиономию».
Самой поэтессе последствия событий 1917 года помогли пережить дружба с творческими людьми и состояние влюбленности: платонической — в Сонечку и Алексеева, и вполне плотской — в молодого Юрия Завадского. Его красоту Цветаева называла ангельской, и на сцене он появляется мало того что полуобнаженный — с двумя белыми крыльями. Кстати, безответным чувством к Юрию пылала и Голлидэй, но, как ни странно, это не разъединило, а сплотило двух женщин. Возможно, потому что при небольшой — всего в два года — разнице в возрасте, Цветаева чувствовала себя значительно старше своей подруги, похожей на девочку благодаря маленькому росту, двум пышным косам и детской непосредственности в выражении чувств: сочетание женственности с ребячливостью, которое отлично передает Ксения Трейстер.
Но настоящее чудо спектакля — это все-таки исполнение Евгенией Крегжде роли Цветаевой. Актриса и внешне похожа на поэтессу — далеко не только благодаря стрижке с челкой и мужскому пиджаку, надетому на пастельного цвета платье. Вся ее фигура производит впечатление силы и легкости в сочетании со стремительностью и сдержанностью — именно так описывали современники Цветаеву. Но, главное, Крегжде сумела воплотить образ вдохновенной, сложной и страстной, много пережившей женщины. Со всегдашней готовностью любить и защищать тех, кто ей дорог, восхищаться ими — и с затаенной болью в глазах от того, что с подобными людьми ей так часто приходилось прощаться навсегда.