Разговор с кинорежиссером Андреем Звягинцевым
Ушедший в историю 2017-й подтвердил исключительный статус Андрея ЗВЯГИНЦЕВА в российском и мировом кино. Его «Нелюбовь» получила приз жюри Каннского кинофестиваля, награды еще доброго десятка международных смотров. Картина попала в список из девяти претендентов на «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм». А совсем недавно была представлена книга «Дыхание камня: мир фильмов Андрея Звягинцева». На этой презентации и состоялся наш разговор.
Андрей, вы довольны книгой?
— Вполне. В ней собраны хорошие тексты и замечательные имена: Наум Клейман, Антон Долин, Андрей Плахов, Игорь Манцов... Глубок текст Евгения Васильева об «Изгнании». Вдумчивы и подробны разборы Людмилы Клюевой, благодаря инициативе которой книга и состоялась. Впервые о затее Людмилы я услышал шесть лет назад, когда ее студенты обратились ко мне с просьбой об интервью для этого сборника. Никогда не думал, что работа над книгой, от замысла к воплощению — такой же длинный путь, как и в кино.
— Не секрет, что не у всех критиков ваши работы вызывают положительный отклик...
— Да, нередко сталкиваюсь с тем, что критики не дают себе труда задуматься, смотрят, как вороватые сороки, по верхам, видят — что-то блестит тут, там, но от них ускользает связь этих вещей, и виноватым в том они считают автора. Чего только не звучало в адрес того же «Изгнания»: «издевательски длинный фильм», «пустой глянцевый ребус», «духовный гламур». Но я не создавал ребус — просто, наверное, обращался не к этой, а к какой-то другой аудитории. И, как понимаю теперь, в частности благодаря этой книге, такая аудитория есть. Авторы издания собрали все бусины в ожерелье, вытянули из кинотекста все необходимые смыслы, разглядели связи, которые не дались поверхностным наблюдателям.
— Немало уколов досталось и вашему фильму 2017 года «Нелюбовь». Лента, как известно, начинается со сцены, где ребенок подслушивает, как папа с мамой обсуждают перспективу определения его в детдом. Так вот, нашлись и те, кто заключает: раз вы сняли фильм об этих «чудовищах», то и сами такой же нелюдь.
— Хорошо, что вы обратили внимание на важную деталь: Борис и Женя не знают, что их слышит мальчик. Понятно, они оба во взвинченном состоянии, напоминающем битву, когда все средства хороши. И Женя совершает такую возгонку равнодушия намеренно, чтобы Борис наконец-то начал действовать, проявил живое участие. И все, что дальше происходит, все их убийственные, жестокие реплики в адрес друг друга понятны каждому, кто хоть раз ссорился с близкими. Ведь когда нас заносит, мы можем и не такое сказать. Иными словами: если внимательно всмотреться в эту сцену и проявить хоть толику сочувствия к героям, можно их историю увидеть и по-другому. И вот что интересно и довольно неожиданно. Заглянув в «Инстаграм» и прочитав там довольно много отзывов на фильм, я вдруг обнаружил, что процентов 80 рецензентов находят в персонажах если не себя, то хотя бы соседей за стеной. Стало быть, немало зрителей находят в себе мужество под влиянием представленной нами трагической истории взглянуть на собственный жизненный опыт и задать себе важные вопросы. Ну а насчет тех, кто с ходу относит этих персонажей к чудовищам и нелюдям... Это, мне кажется, лишний раз свидетельствует о дефиците в нашем обществе сочувствия, умения и желания понять другого.
— Но разве вся наша сегодняшняя жизнь не замешана на жесткости и агрессии, а вовсе не на сочувствии?
— Да, агрессия — одна из примет времени, это точно. А еще одна — это желание рассматривать другого человека исключительно как средство для достижения собственной цели. Неслучайно многие продукты так называемой масскультуры транслируют мифы обывательского сознания о комфортной среде обитания и банальном хеппи-энде, культивируя в людях инфантильность и нежелание задавать себе сложные вопросы.
Что касается моей будто бы нелюбви к персонажам, то судите сами. Каждому фильму ты отдаешь несколько лет: сначала работаешь над сценарием, потом запускаешь проект, а до этого год готовишься к нему. Представьте себе, как можно, три-четыре года лепя собственными руками «глину» людских судеб, не полюбить героев. Без чувства привязанности, любопытства, симпатии к персонажам невозможно сделать фильм.
— Но мне порой кажется, что вы наблюдаете за героями как бы из-за стекла, из другого мира, не из того, где они мучаются и страдают этой самой нелюбовью.
— Ну уж нет, это совершенно неправильное суждение! Между мной и моими героями нет никакой дистанции. Все, что происходит с ними, я соизмеряю с собой. И свидетельствовать перед своим зрителем могу только о том, что знаю и пережил сам. Человек, живущий в башне из слоновой кости, не сможет рассказать о жизни, с которой никак не сопряжен. Все основано на личном опыте. Другое дело — не обязательно только моем. За фильмом стоит работа большой команды. Например, когда мы только начинали писать сценарий, думали отправить мальчика к дяде, пожилому инвалиду. Так было до тех пор, пока я не услышал от моего товарища историю, как в уже далеком детстве (ему сейчас 40) сквозь щель приоткрытой двери он увидел лицо собственной бабушки в момент, когда та говорила его матери, что никогда не будет сидеть с внуком. И вот эта «цитата из жизни» тут же попала в фильм.
— Самым поразительным мне кажется то, что именно в этом фильме, отдающем еще большей безнадежностью, чем «Елена» и «Левиафан», появляется какой-то просвет в тучах — это когда во второй половине сюжета возникают волонтеры со своими суровыми и почти безнадежными хлопотами... Как вы к этой линии в сюжете пришли?
— А фильм бы и не появился, если б не эта вторая часть. В ней — зерно, и я не уверен, что мы вообще смогли бы закончить сценарий, найти развязку, если бы в один прекрасный день не натолкнулись на статью о волонтерском движении «Лиза Алерт». От этой встречи с бескорыстным и абсолютно честным человеческим началом, которое, оказывается, все-таки живет в нашем обществе, пошли все искры сюжета. Есть среди нас люди, которые семь лет назад создали никак не связанное с государством вольное гражданское движение помощи. Они без всякой выгоды отдают свое время и силы на алтарь чужой беды — как отклик, как ответ на абсолютное равнодушие власти к этим бедам. Когда мы узнали про это движение, вся история заиграла новыми красками. Отсюда и сам мальчик, который бежит из дома... Часто задают не имеющий ответа сакраментальный вопрос о шансах искусства изменить мир. Но мне верится, что фильм «Нелюбовь» может стать вдохновляющим примером. От людей, работающих в движении «Лиза Алерт», я знаю, сколько новых добровольцев обратились в волонтерство, после того как вышла картина.
— «Нелюбовь» выдвинута от России на «Оскар». Насколько велики ее шансы и как вы оцениваете объективность судейства?
— Мы уже прошли начальную селекцию, где соревновались 92 картины, и попали в лист из девяти названий. Что касается объективности, то этот отбор происходил примерно так: 6 тысяч членов Американской киноакадемии у себя дома, в тишине и уединении, принимали решение, где поставить галочку. Я абсолютно убежден, что это вопрос судьбы или случая. Какие соображения движут этой рукой — эстетические, политические или какие-то другие, — не ведомо никому.