500 лет тому вперед

Юбилейный год ГМИИ завершается выставкой одного из величайших художников Италии

Экспозиция, закрывающая программу года 100-летия Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина, невелика. Но почему так притягивают эти десять картин? Дело не только в чистой красоте Марии, вносящей младенца в храм, или ангела из «Благовещения». За каждой сценой — трагическая судьба художника, полная неразгаданных тайн.

Лоренцо Лотто (1480-1556), мастера редкого дарования, длительное время недооценивали. Драма Лотто в том, что он надолго оказался в тени Джорджоне и Тициана — соотечественников и современников, еще при жизни возведенных в ранг великих. Лишь в 1895 году одного из гениев XVI столетия извлек из забвения критик Бернард Беренсон.

Случилось так, что великий уроженец Венеции провел полжизни вдали от нее. Ученик Джованни Беллини, лучшего венецианского живописца раннего Возрождения, талантом не уступал Тициану и Веронезе. Но родной город не принял его творческой независимости. Необычную для Италии XVI века неудачливость художника такого масштаба объясняют тем, что его яркая индивидуальность не отвечала стандартам моды. Зато теперь Лотто востребован. В год 150-летия объединения Италии состоялась его большая выставка в Риме из собраний Европы и США. Тогда же Эрмитаж посылал в Венецию два шедевра Лотто из тех пяти, что хранятся в Петербурге: это почти весь Лотто, что есть вообще в России.

Беспокойная и неустроенная жизнь его прошла в скитаниях по разным областям Италии — Ломбардии, Венето, Марке. Присущие маэстро нервно-обостренное восприятие мира, искренняя религиозность, интерес к народной среде не совпадали с распространенным тогда возвышенным «большим стилем» Высокого Возрождения, скорее — с духовной атмосферой городов северной Италии, где еще не забыли идеалы Раннего Возрождения. Неожиданное созвучие он нашел в искусстве Германии, в настроениях Реформации: Лотто постоянно возил с собой портрет Мартина Лютера, написанный Дюрером, с которым был знаком лично.

Острое чувство трагического ставило Лотто особняком. Сила открытых эмоций, подчеркнуто плебейский облик персонажей — хотя писал он и портреты аристократов — многим казались чересчур заземленными. Лотто не стремился облагородить облик модели, такие лица можно встретить и среди наших современников. Мастер пишет полных тревоги и грусти участников театра жизни; он и сам таков на прибывшем в Москву автопортрете в строгом темном одеянии. Лицо задумчиво, взгляд печален:

В 23 года Лотто уехал в Тревизо близ Венеции, работал в городах Азоло, Реканати, Бергамо, откуда теперь привезли его картины и алтарные образа. В 1509-м много сделал в Риме, хотя его росписи в Ватикане вскоре заменили фресками Рафаэля. Перевалив за рубеж 40-летия, мастер вернулся на родину, жил в одном из монастырей, выполнял заказы для провинции. В 1549 году навсегда покинул Венецию, ставшую чужой, и пытался обосноваться в Анконе. Разыграл там в лотерею 30 своих картин — неудачно. Сохранившаяся книга расходов Лотто подтверждает, что фортуна улыбалась ему редко. Заказчики не ценили маэстро по достоинству, платили меньше, чем тот просил... На склоне лет Лотто нашел приют в одном из главных религиозных центров Италии — Лорето. Там в святилище Санта-Каза он реставрировал картины, раскрашивал церковные статуи и даже писал номерки для больничных коек, там и умер в нищете и полном забвении. Теперь города, где его вынуждали заниматься черновой работой для пропитания, гордятся даже самым малым следом его кисти.