В Петербурге расследуется крупный коррупционный скандал, связанный с фальсификациями при ремонте теплосетей
Сообщения из Петербурга напоминают сводки из долины гейзеров: повсюду бьют горячие фонтаны. Там-то и сям-то лопнули трубы диаметром столько-то миллиметров, вследствие чего получили ожоги ног и рук учащиеся школы номер такой-то, госпитализированы девушка А, пенсионер Б, рабочий В, служащий Г, и так далее до Я.
В результате аварии столько-то жилых домов, столько-то детских и лечебных учреждений и даже — страшно сказать — несколько административных зданий переведены на пониженный режим теплоснабжения. Уже поднадоело про это читать, ибо «в этом году сообщения о прорывах труб в Петербурге поступают практически ежедневно; одновременно в городе расследуется крупный коррупционный скандал, связанный с фальсификациями при ремонте теплосетей».
Да, какая-то антикоррупционная улита куда-то едет, но и ее движением петербуржцы интересуются довольно вяло, зная по горькому опыту, что их ярость благородная опадет в разочарованном бессилии, когда выяснится, что главные ответственные лица ответственности не подлежат, ибо лично они никакого преступления не совершили. Разве лишь допустили какие-то служебные упущения... Равно как ни один нормальный крестный отец мафии самолично никого не мочит и даже распоряжений не отдает напрямую. Словом, давно пора признать, что либеральный Уголовный кодекс, требующий, чтобы каждый нес ответственность только за личное преступление, признаки которого четко очерчены, — что этот кодекс не работает по отношению к большим системам и организациям, границы которых размыты, а ответственность распределена так, что виноватыми оказываются все вместе и никто в отдельности.
В старые, хотя и недобрые, но в чем-то эффективные времена считалось естественным, что капитан должен идти на дно вместе с кораблем, если даже не он лично, а кто-то из подчиненных направил корабль на скалы или не проверил исправность компаса. Так не пора ли и сейчас для очень больших начальников ввести и особую юрисдикцию? Чтобы, приобретя особые привилегии, они брали на себя и особый риск, отвечали не только за себя, но за все и за всех? Чтобы наши государственные службы, обирающие нас и подвергающие опасности нашу жизнь и здоровье, подлежали особым законам о преступных организациях, вроде тех законов RICO (The Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act), которые в острый криминальный момент были приняты Конгрессом в 1970 году в образцово-показательных по части либеральных принципов США.
По законам RICO, преступлением является уже само участие в преступной организации, если даже обвиняемый лично преступления не совершал, как это обычно и бывает с большими боссами. Более того, считается не имеющим значения, знал ли обвиняемый о преступной деятельности других членов и даже о самом их существовании. Ну а если следствию удается доказать виновность в «обычном» преступлении, то участие в преступной организации делает это преступление двойным — весьма существенно увеличивая тюремный срок.
Более того, «оговорка о свободной интерпретации» позволяет уйти от софистических прений, что называть преступной организацией, а передает это вопрос на усмотрение суда. От суда требуется лишь решимость — самый дефицитный на сегодняшний день товар в нашем правосудии.