Знаменитый композитор в шутку называет себя «придирастом», но придирчив он прежде всего к собственному творчеству
В эти дни в двух столицах, Москве и Петербурге, проходит фестиваль музыки одного из самых знаменитых русских композиторов ХХ века — Родиона Щедрина, посвященный
— Родион Константинович, вам по душе юбилейные хлопоты?
— Конечно, хотя это и тяжелая ноша. Множество встреч, репетиций, концертов. Но я уверен, каждый мой коллега-композитор был бы счастлив получить такой роскошный подарок, как этот фестиваль, который организован Московской филармонией с исключительным дружелюбием ко мне. И безмерно благодарен выдающимся музыкантам наших дней — Михаилу Плетневу, Владимиру Юровскому, Валерию Гергиеву и их оркестрам за то, что они не оставляют без интереса плоды моего композиторского труда.
— В такого рода фестивале всегда чувствуется какая-то итоговая нотка...
— Итоги я подводить не люблю и не буду. После того, как я мучительно пережил midlife crisis — кризис середины жизни, потратив уйму сил на переживания и на преодоление этой депрессии, я осознал: надо жить днем сегодняшним, а Господь Бог и время все рассудят, расставят по своим местам.
— Самое новое ваше произведение, которое прозвучит на нынешнем фестивале, — это драматическая сцена «Клеопатра и змея» для женского голоса и симфонического оркестра, которую вы написали для Анны Нетребко. Но почему она так и не спела ни мировую премьеру в Зальцбурге, ни потом в Нью-Йорке? Не будет ее и сейчас в московском и петербургском исполнениях.
— «Клеопатру» я написал по заказу Троицкого фестиваля в Зальцбурге, которым руководит знаменитая Чечилия Бартоли. Идея этого сочинения принадлежала ей. Она захотела, чтобы современный композитор, вслед за Генделем, написал произведение, посвященное Клеопатре (опера Генделя «Клеопатра» — одна из жемчужин репертуара Бартоли. — «Труд»). Когда меня озадачили этим сюжетом, я поднял брови. Но вспомнив, что у Пастернака есть перевод Шекспира, на мой взгляд, конгениальный, я успокоился и написал... Конечно, я бы очень хотел, чтобы Аня спела мою «Клеопатру». Когда я писал, я рассчитывал именно на ее голос и индивидуальность. И она знала об этом. У нее был подписан контракт с Зальцбургом. И она уже начала учить. Но святая правда, в те дни она заболела и была вынуждена отменить не только это выступление, но и многие другие.
— Сегодня вы предпочитаете работать под заказ?
— По-разному. Но на сегодня у меня много заказов, до 2015 года. Я считаю, в музыке старости не бывает. Бывает беспомощность, но, надеюсь, она меня еще не посетила. А заказ — это вовсе не кандалы, не наручники, а лишь взаимное обязательство сторон во времени и пространстве, которое меня дисциплинирует. Профессия — это если своим делом ты способен прокормить свою семью. Речь о самом элементарном. Самолеты, яхты и дворцы покупать не обязательно.
— Сакраментальный вопрос для нашего времени: вы пишете по старинке, что называется, скрипя пером о бумагу или пользуясь высокими технологиями, с помощью компьютера?
— Нет, рукописно, в исконном понимании этого слова. Я противник прогресса в таких интимных делах, как творчество. Техника жестоко утилизирует мир. Это игрушка для ленивых, когда за тебя многое, почти все делает машина. Мир сегодня становится не только удобнее для жизни, но и примитивнее. Хотя в повседневности не отрицаю прогресса. Я вполне активный компьютерный пользователь. Сегодня без этого никак нельзя.
— Родион Щедрин, написавший в 1957 году музыку к фильму «Высота» и, например, оперу «Очарованный странник» 45 лет спустя, — это разные композиторы?
— Один, но в разных костюмах. Но могу признаться, мне оба костюма нравятся... Недавно меня ожидал очень приятный сюрприз. Я совсем забыл о своей работе. В 1962 году я написал музыку для экспериментального по тем временам фильма Сергея Юткевича «Баня», где великий Аркадий Райкин со своей дочкой Катей соседствуют с мультипликацией замечательного художника Льва Збарского, который уже давно живет и работает в Нью-Йорке. К сожалению, судьба этой картины не сложилась. И вдруг сейчас этот фильм «воскрес» благодаря немцам, которые сделали к нему немецкие субтитры и выпустили диск. Я посмотрел и был ошарашен: сколько там искрометного юмора, разных выдумок и колористического богатства. Я понял, что этот фильм тогда просто опередил свое время. И у него возможна вторая жизнь.
— Уже совсем скоро вторая сцена Мариинского театра должна открыться премьерой вашей оперы «Левша». Расскажите, пожалуйста, об этой работе.
— Лесков — один из самых моих любимых авторов. «Левша», как и «Очарованный странник», — из тех сюжетов, что жгут меня всю сознательную жизнь. Я считаю, что «Левша» — абсолютно гениальное произведение. Это притча — жанр, для оперы, по-моему, исключительно подходящий. Лесков предсказал нашу жизнь далеко вперед. Посмотрите вокруг, Россия до сих пор живет по Лескову. Но работу над оперой я еще не закончил. На данный момент написано только три четверти партитуры, а задумана опера в двух очень больших актах. Вообще Лесков настолько созвучен моей душе, что могу говорить об этой опере 24 часа в сутки, это как рассказывать о любимой женщине.
— Откройте секрет вашего феноменального союза с Майей Плисецкой, который опровергает расхожее мнение о том, что талантливый человек по своей природе всегда одиночка...
— Мы ровным счетом ничего для этого не делаем искусственно. Может, поэтому нам и удается наш союз. Познакомила нас легендарная возлюбленная Маяковского — Лиля Брик, а соединил — Бог. Мы созданы друг для друга. Нам ни секунды не бывает тоскливо, если мы вместе. Вот недавний пример. 20 ноября — день рождения Майи Михайловны. Но на самом деле она родилась 19 ноября в 23.30. Так вот именно к этому времени мы отправились с ней в один из ночных баров Мюнхена и здорово посидели-выпили, без друзей и суеты. Мы вместе уже 55 лет, и нам безмерно хорошо вдвоем.
— Вы по-прежнему живете в Германии?
— Да. Но я родину не покинул и ей не изменил. Если я даже буду заставлять себя не быть русским, я не смогу. У меня русская ментальность, русская биология, культура, язык. Я так счастлив, что могу давать интервью, говорить по-русски, я очень устал говорить то по-английски, то по-немецки. Просто, получив возможность свободы передвижения, я стал выбирать место и форму бытия в зависимости от того, как мне наиболее удобно работать. Сегодня моя профессиональная жизнь в большей степени связана с Германией. И мои авторские права тоже охраняют германские агентства. Мой издатель последние 20 лет — Schott Music. Хотя все советские композиторы, так исторически было заведено, «принадлежат» другому немецкому издательству — Hans Sikorski. Это Прокофьев, Шостакович, Хачатурян, Шнитке, Кабалевский, Губайдуллина... Но как только перестройка сотрясла мир, я воспользовался моментом и поменял издателя. Schott — это Бетховен, Рихард Штраус, Шуман, Орф, Пендерецкий. И к моему юбилею они тоже постарались приготовить мне что-то приятное — выпустили каталог моих произведений, написанных за последние годы. И сделали это очень красиво с фирменной немецкой дотошностью. Я посмотрел, получилось 79 сочинений. Так что я в полном порядке.