Зачем Вертинский снял штаны?

Корреспондент «Труда» увидела на петербургской сцене много экспериментов, но мало открытий

В театральном Петербурге премьера за премьерой. И все как на подбор с «выкрутасами». То бишь спектаклями, поставленными, похоже, исключительно чтобы шокировать и тем «войти в историю». Ну, или как минимум, шумно заявить о себе. Без шума, шока, скандала сегодня, похоже, никуда: такова мода!

Негосударственный Театр ненормативной пластики (ТНП) уже широко известен в узких кругах. Его режиссёр Роман Каганович – лауреат премии «Прорыв», номинант на национальную театральную премию «Золотая маска». Есть там и свой лидер – актер Сергей Азеев, чей талант особенно очевиден в моноспектаклях. Показывает свои работы ТНП в разных, как это теперь называется, пространствах. Иногда даже именитых. Как нынешней осенью, когда коллектив вошел в число победителей городского конкурса негосударственных театров «7 ярус», проведенного Александринкой.

Этот ярус – приспособленное изначально для репетиций, а теперь и для сценических показов помещение «под крышей» на 25-30 зрительских мест. Занавеса нет. Собственно, как и сцены. Её заменяет та часть площадки, которая не занята пришедшими на просмотр. Особо, конечно, не развернешься, но…

– Нам хватит! – оптимистично заявил Роман Каганович, приветствуя публику перед показом своей новой постановки «Интервью В.». – Сам факт, что мы играем в тех стенах, где творили Мейерхольд, Вивьен, Черкасов, вдохновляет и обязывает.

В основе пьесы «Интервью В.» книга легендарного отечественного артиста Александра Вертинского «Дорогой длинною». В ней собраны его письма, стихи, воспоминания. В Александринском театре есть свой «Вертинский. Русский Пьеро» с Николаем Мартоном в главной и единственной роли. Играет его 87-летний артист не первый год и не без успеха. Сравнение двух постановок казалось неизбежным. Однако обошлось благодаря интригующей «режиссерской находке» Кагановича.

Третий звонок. Пришедшие на представление отключают свои мобильные. Свет гаснет. Тишина в зале и на импровизированной сцене. Минута, три, пять… Но вот луч света одинокого софита пробивается сквозь мрак, высвечивая стоящего на стуле обнаженного мужчину. Немного помолчав, то ли к свету привыкая, то ли собираясь с духом, он начинает цитировать, как удалось понять не без труда, некое письмо. Постепенно переходит на крик. Кажется, что-то о любви к Родине, которую давно не видел, но очень хочет снова увидеть, о чем и просит советскую власть. От натужного крика быстро устаешь и переключаешься на обзор маячащего перед глазами нагого мужского тела…

Накричавшись и, наконец, одевшись, герой актера Азеева с помощью мимики и пластики мало-помалу овладевает вниманием собравшихся на интервью репортеров (зрителей). Тут и слов, в общем, никаких бы не надо. Но и с ними вышло в целом неплохо. Во всяком случае, силуэт родоначальника российской авторской песни обозначился к концу двухчасового действа довольно зримо.

И зачем тогда было раздевание? Однако у данного режиссера оно, похоже, любимое «изобразительное средство». Редкая его постановка обходится без публичной обнаженки. Не знает иного способа донести до зрителя искренность помыслов героя, чистоту его души? Путает эпатаж с гротеском? Или все дело в самом эпатаже, ставшем модной фишкой на российской сцене? Считается почему-то, что это привлекает в театр молодежь. Снимал же, в самом деле, с себя штаны на московский сцене режиссер Богомолов, подавая тем самым пример своим застеснявшимся было актерам. Не одну неделю шумела потом столица, скупая билеты на «показуху». Чем не пиар, да ещё халявный!

Модно нынче и переиначивать на современный лад исторические сюжеты пьес. Идешь, например, на спектакль «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (Театр комедии им. Н. Акимова, постановщик П. Сафонов, премьера 2020 года), а попадаешь на цирковое представление. От автора Бомарше только его фамилия и имена действующих лиц. Которых, едва появляются на сцене, накрывает плотная пелена пыли – её выбивает нескончаемыми прыжками по сцене приглашенный актер Евгений Стычкин (Фигаро). Кульбит за кульбитом – буквально! Уже через 15 минут после начала спектакля перестаешь понимать суть происходящего. Закрадывается совсем крамольная мысль: а думал ли об этой сути сам постановщик?

Модный – опять же! – в России болгарский режиссер Александр Морфов (был главным в питерском Театре им. Комиссаржевской, ставил в Москве) принял приглашение руководства петербургского ТЮЗа «поставить что-нибудь» по случаю грядущего в 2022 году 100-летия коллектива. Взялся за «Антигону». Где и когда её только не ставили у нас в стране, а также на Западе! Считается актуальной во все времена. Ведь в ней речь идет о любви. А еще больше о невозможности жить в условиях жестких правил, то есть о выборе человека оставаться свободным или приспосабливаться к тоталитаризму. Морфов в своем спектакле соединил пьесы древнегреческого автора Софокла, нашего французского современника Жана Ануя и произведения израильтянина Рои Хена.

Как, кстати, и кинорежиссер Владимир Бортко, после долгого перерыва вернувшийся к работе на сцене (первым опытом был «Эдип» в Эрмитажном театре). В основе его сценической работы те же авторы (кроме Р. Хена) с сюжетом о дочери царя Эдипа, решившей похоронить брата Полиникса, погибшего в братоубийственной схватке за власть, вопреки приказу своего дяди Креона, сменившего Эдипа на троне. За что должна быть казнена.

Морфов, репетируя, подчеркивал: наш спектакль не о политике, а о любви и страданиях. То есть не драма, как у авторов, а лирическая фантазия? И точно: на афише к его «Антигоне» обозначено: «Импровизация театра по пьесам…». Но тогда почему без характерного для данного жанра роскошных костюмов, сюжетного волшебства? Не считать же таковыми облачение артистов в современный фьюжен (кто в тунике, кто в костюме-тройке, чекистской кожанке или вообще полуголый) и гуляющего по сцене «живого трупа» в грязных бинтах, он же уставший ждать захоронения Полиникс. Феерический здесь разве что инструментальный ансамбль, услаждающий слух зала песнями «Битлз», джазом Луи Армстронга и собственной музыкальной импровизацией. Все смешалось – стили, традиции, времена и нравы.

Не феерия, а претензия на неё, по какой-то причине «съехавшая» в сторону фарса и растерявшая по дороге весь смысл. Невольно посочувствуешь актерам, старательно следующим воле постановщика. Трупа в ТЮЗе ровная, качественная. Как говорил когда-то Виталий Вульф – российский искусствовед, ведущий популярной телепрограммы «Мой серебряный шар» – о Людмиле Гурченко: «Она прекрасная киноактриса. Но в театре ей нужен режиссер, а не…» (следовала фамилия продюсера).

Мешанина и у Бортко, ставившего, по его словам, современную политическую драму, а выдавшего на гора только много шума. И больше, увы, ничего…

Может, правда все дело в моде? Ведь классика, говорят нам, зрителям, «продвинутые» режиссеры, нынче «не катит». Вариативность решений, слом стереотипов, парадоксальность – вот что самое нужно сегодня театру, настаивают они! Не трогать, не будить мысль, а лишь шокировать. Иными словами, лишь бы не было скучно? Ну так зачем за этим ходить в театр, если есть ближайший пивбар?