- Сегодняшний концерт в зале "Россия" - это подведение определенных итогов, а главное - возможность исполнить то, что еще ни разу не танцевал, - признался Вячеслав Гордеев корреспонденту "Труда". - Программа насквозь "премьерна". Например, я давно мечтал станцевать "Онегина" Джона Кранко на музыку Чайковского - и вот сейчас с Галиной Шляпиной, с которой мы много раз выходили на сцену прежде, исполним финал этого балета. Вообще концерт - это еще и встреча старых друзей, коллег по искусству.
- Знаю, что в программе участвует Волочкова... Приглашение Насти, недавно уволенной из Большого театра, как-то связано с вашим желанием морально поддержать ее?
- Главным мотивом было то, что мы с ней уже достаточно давно сотрудничаем. Когда-то я в качестве члена жюри на конкурсе в Люксембурге наблюдал ее отличное выступление и с удовольствием поддержал соотечественницу. С тех пор наши пути пересекались неоднократно.
- Стало быть, вас ее рост и вес не смущают?
- Они не смущают ни меня, ни ее партнеров.
- Вас ведь тоже дважды увольняли из Большого: в бытность солистом и в бытность художественным руководителем балета...
- Да, и всегда это было неожиданно. Например, о том, что я уже не танцовщик Большого, узнал, находясь на гастролях...
- Так что же для вас Большой театр - родной дом или "дом, где разбиваются сердца"?
- Что бы там ни было, конечно, родной дом. На Большой пришелся мой "золотой возраст" между 30 и 40 годами, когда уже накоплен достаточный артистический опыт, а технические возможности велики. В Большом много близких мне людей. Вот недавно попал на творческий вечер Михаила Лавровского. Не представляете, как было приятно видеть и самого Михаила, и Юрия Владимирова - звезд моей поры...
- Большой театр выглядит менее везучим по сравнению с Мариинским: там - многолетний безусловный лидер Валерий Гергиев, который сумел сплотить коллектив, а в Москве такого лидера уже много лет нет. Может, оттого, что Большой слишком близок к Кремлю, в искусство вмешивается власть - отсюда чехарда в творческом руководстве, репертуарной политике...
- Думаю, как раз наоборот, сейчас Мариинский ближе к Кремлю. Гергиев пользуется уважением президента Путина, который в курсе проблем Мариинского театра. И это прекрасно, потому что государство, считаю, должно заботиться об искусстве. Раньше в таком привилегированном положении был Большой. И, кстати, творческую свободу это никак не ограничивало. Юрий Николаевич Григорович 30 лет руководил Большим балетом, и никто из самых высоких советских или партийных руководителей не смел ему указывать. Гришин, первый секретарь горкома партии - по тогдашним понятиям хозяин Москвы, - лишь просил его обратить внимание на того или иного молодого танцовщика... Будь нынче к Большому театру такое же государственное внимание, как к Мариинскому, москвичи бы не сдали своих позиций. Потому что творческий потенциал Большого всегда был намного выше, он и сейчас высок, только ему не дают развернуться.
- Зато у Большого театра есть попечительский совет.
- Это, с одной стороны, хорошо, но вспомните поговорку: кто платит деньги, тот заказывает музыку. По крайней мере так - в России. Да, попечительские советы есть и за рубежом - у Венской оперы, у нью-йоркской "Метрополитен-опера"... Но там они не вмешиваются в творчество. Максимум, что могут, - посоветовать, какой спектакль ставить в следующем сезоне. А решение принимает творческое руководство самого театра.
- Вы руководите относительно небольшим коллективом - имею в виду "Русский балет". Не "тесно" ли после Большого театра, не "жмет" ли, особенно при постановке классики?
- Наоборот, мне здесь куда "просторнее". Знаете, я сейчас прихожу к выводу, что и Большому театру не обязательно иметь такую грандиозную труппу. Посмотрите, на Западе нигде таких громоздких коллективов нет, и отнюдь не потому, что тамошние театры беднее - наоборот, как правило, намного богаче. Да и в Мариинском куда меньше народа, чем в Большом, - при том, что у питерцев фактически две, а то и три труппы: одна гастролирует, скажем, в Америке, другая - по Средиземноморью, а третья дает спектакли на родной сцене. Молодцы Гергиев с Махаром Вазиевым (он в Мариинском руководит балетом) - организовали дело, как на Западе. Просто если меньше людей, они лучше работают: и творчески реализуются, и деньги нормальные получают. А когда их слишком много, начинаются интриги, выцарапывание друг у друга ролей...
- Щекотливый вопрос - можете не отвечать: Надежду Павлову, вашу бывшую партнершу и супругу, вы пригласили на ваш вечер?
- Честно говоря, Надежда или ее дурные советчики сделали все, чтобы у меня больше не было желания возвращаться к этой странице моего прошлого в комментариях или встречаться.
- В нынешней вашей семье кто-нибудь пошел по вашим балетным стопам?
- Дочка (ей сейчас десять) танцевала, но в этом году сказала: хватит. Хотя по многу раз пересмотрела все спектакли Большого театра и любит подражать балеринам достаточно "близко к тексту". Ее больше увлекает музыка, а еще она замечательно рисует. Сын (ему восемь) тоже играет, даже пытается по-детски копировать великих дирижеров. Тут гены их мамы оказались сильнее: моя жена Майя - пианистка, концертмейстер в "Русском балете".
- Что любите, помимо профессии?
- Люблю многое, а времени, к сожалению, почти ни на что не хватает. Могу только сказать: когда Владимир Васильев нанес мне неожиданный удар, уволив с поста художественного руководителя балета Большого театра, меня спасло то, что я в этот момент был очень увлечен строительством дачи. Вложил в это дело всю свою фантазию - так что мне даже предлагали вступать с этим проектом в Союз архитекторов.
- Теперь, когда стало поближе к 60, что вы можете сказать о своем возрасте: "годы давят" или "мои года - мое богатство"?
- Скорее, второе. Кстати, готовясь к нынешнему концерту, я похудел на 10 килограммов, так что "груза лет" почти не ощущаю.
- Когда-то, в пору руководства Большим балетом, вы сказали: не я жесток - балет жестокая профессия. Жизнь укрепила в этой мысли?
- Балет жесток и прекрасен одновременно. Наше искусство - моментальное, оно требует практически мгновенной отдачи огромных физических, эмоциональных сил. Но и удовольствие получаешь немедленно - когда видишь радость зрителей, ощущаешь единение с залом... Профессия действительно жестокая, но это меня не смущает. Я же, наверное, по натуре мазохист: если утром просыпаюсь и ничего не болит - значит, думаю, надо прибавить нагрузку.