.jpg)
Есть женщины в русских колониях. За что сидят и как возвращаются они к нормальной жизни?
По официальным данным, в российских колониях сегодня находятся 37 466 женщин. Правоохранители уверяют, что суды стараются лишний раз, без очень серьезных оснований, не прибегать в отношении прекрасной половины человечества к мерам, связанным с лишением свободы. Может, так оно и есть. И все же женщин сажают, и в колониях им приходится очень непросто.
Сегодня дамы попадают в места заключения чаще всего по наркотическим статьям, иногда за убийство сожителя. Реже причиной становятся экономические или политические статьи. Впрочем, в последнее время все чаще вместе с наркоторговками, убийцами и злостными мошенницами за колючую проволоку попадают и представительницы творческих профессий. И неважно, что у женских тюрем и колоний формально нет «строгого режима», в любом месте заключения для дам режим всегда строгий. Театральный режиссер Евгения Беркович*, получившая срок по обвинению в оправдании терроризма (причиной стал спектакль о женах исламистов), признавалась, что очень скоро в неволе растеряла запасы оптимизма, радости и всепрощения: «В тюрьме хочется выть и топиться».
В колонию чаще попадают те, кто недавно и представить себе не мог такой жутковатой участи. Ольга Симонова (на фото) убила мужа и отсидела пять лет от звонка до звонка. Это сегодня она собирает полные залы и находит силы рассказывать о своем прошлом порой даже с юмором, а когда-то была в глубокой депрессии. Говорит, что просто не понимала, почему вдруг оказалась в заключении, ведь она, по ее словам, просто оборонялась. «У меня были сложные отношения с мужем. Сначала он меня бил, потом я его разочек, и выяснилось, что у меня лучше получается», — иронизирует сегодня Ольга. Но смешного мало.
До заключения она работала в инвестиционной компании, печаталась в РБК и других деловых изданиях, а когда приходила домой, терпела побои от мужа. И это продолжалось несколько лет, не прекратилось и после рождения ребенка. Уходила — муж возвращал, угрожая самоубийством. Однажды, защищаясь, Ольга ударила сама — и убила супруга. Суд признал убийство преднамеренным: в деле фигурировал нож. Оспорить не получилось, заключенную отправили отбывать наказание в колонию в Вышнем Волочке Тверской области. Сегодня Ольга признается, что после освобождения не могла без содрогания даже по железной дороге из Москвы в Петербург проезжать мимо места расположения колонии.
— Нам, женщинам, создать невыносимые условия куда проще, чем мужчинам, — считает Ольга. — Например, в заключении нельзя мыться тогда, когда тебе это нужно. Такая строгость — один из способов воздействия, чтобы женщины работали много и беспрекословно, подчинялись во всем.
Ольга рассказала в интервью «Труду», что до сих пор не может носить наручные часы, которые напоминают ей наручники. А когда рядом проезжает машина со спецсигналами, внутри все сжимается. Тот горький опыт без конца возвращается в кошмарных снах.
Только представишь: ты не дома, а в сыром, холодном помещении, начинаешь себя накручивать, вспоминать все самые страшные рассказы, образы, виденные в кино: Человек сам себя загоняет в угол. Может быть, кому-то в колонии и повезет разминуться с нарочитой жестокостью, но сама социальная изоляция, отсутствие личного пространства — все это действует крайне угнетающе.
Как все устроено в женской колонии, сегодня не секрет. Старшие по камере в СИЗО распределяют спальные места, такая назначенная женщина выступает посредницей между заключенными и администрацией исправительного заведения. Эта номинальная должность нужна для того, чтобы «начальство» было в курсе того, что происходит в среде заключенных. До недавнего времени в СИЗО лишь один раз в неделю женщинам предоставлялась возможность помыться, чего явно недостаточно. Среди болезней в женских местах заключения, рассказывают врачи, фигурируют повышение артериального давления, стресс, депрессия, из-за нее развиваются многие болезни, в том числе и онкологические.
— Любой опыт изменяет человека, а тем более такой травмирующий, — признается Ольга Симонова. — У тебя кардинально меняются ценности, ты уже не взрослый, самодостаточный человек, а загнанный в угол зверек...
Правозащитница Ева Меркачева рассказала вашему корреспонденту, что некоторые колонии производят крайне гнетущее впечатление.
— Вообще-то я не знаю ни одной колонии, из которой бы не доносилось жалоб. В Мордовской женщины ходят и даже взор не поднимают: как роботы — и глаза в пол: В одном из мест заключения, мне рассказывали, женщинам не позволяют звонить близким больше одного раза в месяц, ссылаясь на правило: не давать разрешения, если есть технические ограничения. А какое-то время там разрешалось лишь шесть звонков в год! На мой взгляд, это просто издевательство, но руководство колонии говорит: мы право имеем. А те, кто отбывает наказание, совсем бесправны?
Отдельная тема — женщины с детьми в колониях. Если она подследственная, то ребенок часто становится еще одним способом давления. Обычно следователи не предоставляют возможности свиданий и звонков тем женщинам, кто не признает вину, говорят правозащитники. Все прекрасно понимают, как важен для матери ребенок, но это так легко — прервать контакт и этим вынудить подписать нужные следствию документы.
Не является основанием для освобождения и беременность. Сотрудники ФСИН на вопросы по этому поводу отвечают так: «Родишь — будем воспитывать вместе». И это не шутки: малышей рожают под наблюдением, благо еще наручники роженице не надевают. Если ребенка некому оставить на воле, разрешается содержать его в тюрьме до трех лет. А потом отправляют в детский дом. При женских колониях действуют 13 домов ребенка (восемь — в европейской части, пять — за Уралом).
Отношение общества к женщинам, отбывшим наказание, — негативное повсеместно. И даже неважно, искупила она вину или вообще не была виновна. Сидела — значит зэчка, и весь разговор.
Татьяна отбывала наказание за наркотики. Любимый человек подставил: попросил передать друзьям сумку, а там полиция обнаружила героин. Взяли женщину, можно сказать, с поличным, а парень вроде и ни при чем, тут же растворился в пространстве. В деталях разбираться и устанавливать степень вины Татьяны никто не стал. Она вынуждена была оставить четырехлетнюю дочь у мамы, а сама оказалась в тюрьме. Мать начала пить. Когда женщина говорила по телефону с маленькой дочкой, та все время плакала, а потом как-то сказала: «Мама, я не могу так больше жить!»
— Сердце рвалось. На маму я надеялась, как на себя, на кого же еще тогда можно надеяться, — говорит Татьяна. — А оказалось, зря. Совсем спать перестала, а ведь нужно еще было ходить на работу, на швейное производство. Думала, сойду с ума. Все, что зарабатывала в колонии, я отправляла матери — вышло, что на пропой.
Как Татьяна пережила то тяжкое время, сама не знает. Сегодня она старается его не вспоминать, но как выкинуть из памяти ад? Когда женщина освободилась из заключения, уехала в другой город, чтобы не видеть и не слышать знакомых, расстаться с прошлым. На новом месте все тоже было очень непросто, но главное — теперь она рядом с дочкой. Работу помог найти благотворительный фонд.
И у Ольги, которая выступает в стендапе, и у Татьяны, пытающейся навсегда забыть дни в тюрьме, есть уже и новые знакомые. Но редко кто из побывавших в колониях и тюрьмах навсегда перевернул ту страницу. Большинство так и ходят по этому кругу: ни жилья, ни работы, ни семьи.
P.S. По данным ФСИН, в России один из самых высоких процентов рецидива, больше половины содержащихся в тюрьме побывали в ней и вернулись снова.
*Внесена в список террористов и экстремистов.