На экраны выходит новый фильм Валерии Гай-Германики
Когда-то она шокировала публику сочинского «Кинотавра» лентой «День рождения инфанты», герои которой практиковали садомазохизм. Потом удивляла зрителей натуралистичными, хотя и не лишенными талантливости фильмами «Все умрут, а я останусь», «Школа», «Да и да», в которых помимо прочего отдала щедрую дань жестоким сценам, нецензурной лексике, неупорядоченному сексу и прочим излишествам. Все это как-то не мешало ей публично заявлять, что она поддерживает правящую партию и курс президента, а также исповедует патриотизм и православие. Чудны дела твои, Господи...
В новом фильме Гай Германика решила сойти с протоптанной ею дорожки сугубо реалистического кино и углубиться в труднопроходимые дебри иносказания, притчи. В соратники взяла Юрия Арабова — выдающегося кинодраматурга, писателя, философа, религиозного мыслителя. Но, судя по всему, союз столь разных натур — и по масштабам художественного дарования, и по мировоззренческим установкам — по ходу работы не очень сложился. Боюсь, это худшая работа и в обширной, богатой на удачи фильмографии Арабова (11 фильмов с Александром Сокуровым чего стоят!), и в пока короткой, шумно-скандальной биографии Гай Германики.
«Зима, лунная ночь. Две женщины с ребенком пробираются сквозь лесную чащу. А где-то рядом в поисках жертвы рыщет волк-оборотень. То ли зверь, то ли человек, то ли фантом». Так описывает завязку фильма синопсис. Одна из этих женщин — молодящаяся мать и бабушка с жуткими накладными ресницами и в чудовищном парике (Юлия Высоцкая), когда-то променявшая карьеру балерины на жизнь в лесу, в дырявой хижине. Вторая — ее дочь (Елизавета Климова), приехавшая с ребенком из Питера, чтобы уговорить мать продать сторожку, участок земли и вернуться с нею и вырученными деньгами в лоно цивилизации.
По ходу невнятного, без конца спотыкающегося, а затем и вовсе пропадающего сюжета женщины будут невыносимо долго блуждать в лесу, без конца собачиться между собою, вести изнурительные словопрения о «постмодернистском нарративе», «релевантности», «дискурсе современности» и прочих столь же отвлеченных материях, пародийно звучащих посреди лесной чащи. Вместо русского волка (воображаемой или реальной грозы местных лесов) одна из героинь фильма наткнется на гигантского черного Анубиса — древнеегипетского бога погребальных ритуалов. Каким историческим ветром его занесло в промозглые леса Ленинградской области и с какой целью — бог весть...
Говорят, на сочинском «Кинотавре», где впервые был показан фильм, кинокритики, озадаченные замысловатым опусом, сломали головы, пытаясь расшифровать послание Гай Германики городу и миру. Кто-то увидел в «Мысленном волке» перевернутую сказочную коллизию про Красную Шапочку и злого волка. Кто-то умудрился рассмотреть в ленте метафорическую историю романа Гай Германики с музыкантом Глебом Самойловым...
Были и другие, не менее экзотические версии. Гай Германика посоветовала тогда журналистам меньше пить. А сама позже расшифровала свой фильм как философскую притчу о страхе, который живет в нас, о душевной пустоте, которая «кормит мысленного волка». Но догадаться об этих высоких смыслах, глядя на экран, совершенно невозможно — настолько иллюзорен, лишен малейшего правдоподобия, житейской логики и плоти, насквозь выморочный мир фильма, распадающийся на ряд фрагментов. Такое ощущение, что не только критикам, но и членам съемочной группы не помешало бы пить поменьше.
Почему экс-балерина и успешный педагог поселилась в лесу на одиноком, забытом богом хуторе под названием Небылое? Что за странное, не от мира сего существо ее дочь, не знающая, умеет ходить ее ребенок или нет? Откуда посреди леса взялся неизвестный парень в маске волка и в майке с надписью «Стыдно быть несчастливым», постучавшийся в дверь хижины? И с какого бодуна бывшая балерина тут же предалась с незнакомцем агрессивному сексу в захламленном, вымороженном сарае? И почему молодой парень запал на предпенсионного возраста старушку, а не на ее молодую дочь?
Что значит сцена в прологе, показывающая, как воскресает уже усопший, отпетый и закопанный в землю мертвец, который затем оказывается в каких-то аляповатых райских кущах? И как эти сцены связаны с основной сюжетной линией фильма? Какой, наконец, смысл несет финал «Мысленного волка», в котором младшая женщина с ребенком на руках несется в пустом вагоне электрички сквозь полыхающее справа и слева зарево пожара? Это очистительный огонь, после пережитых страхов омывающий душу героини, или всепожирающее пламя грядущего Апокалипсиса? Или это просто еще одна красивая картинка, венчающая фильм под энергичную музыку Игоря Вдовина?
Ни на один из этих естественных вопросов фильм не дает ответа. А может, и не надо доискиваться до смысла этого странного, мутного, муторного фильма? Действительно, зачем искать черной ночью в черном лесу черного волка, особенно если его там нет?
В этой связи не очень понятно: кому адресован фильм, поддержанный Министерством культуры? Как фестивальное кино «Мысленный волк», по сути, уже провалился. Показ на «Кинотавре» не принес фильму лавров, кроме приза за лучшую музыку; других фестивалей на горизонте, похоже, не намечается. Для любителей православной тематики (понятие «мысленный волк» восходит к молитве Иоанна Златоуста, которая читается перед причастием) фильм чересчур радикален по художественным приемам и темен по смыслу. Для поклонников мистического хоррора — откровенно скучен и сюжетно запутан.
Боюсь, бюджет фильма ушел на обслуживание невнятных творческих амбиций Валерии Гай Германики и ее не столь уж многочисленных поклонников.