Человек, уже заработавший на вольном изложении исторических сюжетов сотни миллионов долларов, на сей раз взял в оборот великого Данте
Труды американского писателя Дэна Брауна, которого скептики назвали «интеллектуалом для бедных», у российского читателя пользуются устойчивым спросом и доверием. И вот на горизонте возник очередной роман, сделанный «на полях» дантевской «Божественной комедии», о которой вроде бы все слышали, но мало кто читал. Поклонники писателя уже вовсю листают «Инферно», недоброжелатели с презрительной усмешкой ищут в нем очередные несоответствия. О природе «кода Брауна» мы расспросили Николая НАУМЕНКО, главного редактора редакции «Неоклассика» издательства АСТ.
– Жанр, в котором работает Браун, часто называют интеллектуальным триллером для бедных. Вы с таким определением согласны?
– Ответ, мне кажется, начать надо не с Брауна. Мы переживаем эпоху распада классической культуры, спровоцированного тем, что великий писатель и мыслитель Станислав Лем назвал мегабитовой бомбой. Темпы увеличения объема информации в мире таковы, что ни в каком роде деятельности охватить все даже в своей области, не говоря уже о смежных, ни один человек не в состоянии. В литературе это привело к появлению гибридных жанров, в частности – интеллектуального триллера. Говоря о Дэне Брауне, профессионалы непременно презрительно фыркают: какой уж тут интеллект – историю переврал, факты перепутал (эта картина висит не там, та надпись сделана не по-французски, а на латыни, и т. д.). Досадно, согласен, но Браун – не ученый, а писатель: работая над романом, он действительно перерывает кучу литературы, складывая из полученных фактов увлекательные головоломки. Для многих «Код да Винчи» стал первой книгой, прочтенной от начала и до конца, для сотен тысяч – толчком к расширению своих знаний. После «Кода» на несколько лет в разы выросли тиражи литературы о Леонардо, розенкрейцерах, тамплиерах.
– После «Инферно» такой всплеск ожидает книги о Флоренции, Данте и «Божественную комедию»?
– Уверен! Много ли тех, кто, не будучи профессиональным филологом, ее прочел? Сколько кругов ада? Кто где и за что сидит? Ну, может, только про 9-й круг кто-то что-то с трудом припомнит. На меня в свое время произвела очень сильное впечатление сцена из «Героя нашего времени». В ночь перед дуэлью с Грушницким Печорин читает «Пуритан» Вальтера Скотта, незаметно увлекается, забыв, что его ждет, и думает: неужели на том свете великому барду не воздается сторицей за каждую отрадную минуту, которую принесла его книга?
– Успех Брауна у западного читателя любят объяснять провокативностью его книг. Это так?
– Шумиха вокруг провокативности этих текстов, на мой взгляд, реального положения дел не отражает. Суммарный тираж первых трех романов – «Цифровой крепости», «Ангелов и демонов» и «Точки обмана» – на момент выхода «Кода» составлял 20 тысяч экземпляров – меньше, чем ничего. Как видите, провокативность «Ангелов» на их продажи никак не повлияла.
– Известный православный публицист диакон Андрей Кураев не считает книги Брауна антихристианскими...
– И совершенно справедливо. Браун писал не о противостоянии церкви и науки, а о том, как плохо, если наука вторгается в область веры и наоборот. Это вредит и вере, и науке.
– Популярность у российского читателя объясняют иначе – нам, разуверившимся в культе силы, импонирует, что мир спасает не супермен вроде Бонда, а хлипкий университетский профессор.
– Это похоже на «Что? Где? Когда?»: там своим интеллектом можно заработать деньги, а тут спасти мир. Герой Лэнгдон не уникален. Таких, как он, из мировой литературы можно вытащить не меньше десятка – у Джеффри Дивера, к примеру, главный герой вообще парализован. Так что, возможно, все проще: мы хотим читать то же, что Запад, причем с минимальным отставанием. А разве не то же самое происходит с музыкой и кинематографом? Или, скажем, с модой? Это не плохо и не хорошо – это объективная реальность, данная нам в ощущении.
– Некоторые политологи уверяют, что Браун уловил важную тенденцию: на смену более или менее прозрачным демократическим государствам очень скоро придут закрытые жестко иерархичные нео-орденские структуры.
– Мне трудно судить, насколько он сам верит в такую картину мира. Другое дело, что, как всякий одаренный автор, он улавливает то, что витает в воздухе: чем сложнее мир, тем больше людям хочется простых объяснений. И если читатель хочет тайное общество, то одаренный автор ему его сгенерирует и предъявит.
– С начала 1980-х научная фантастика стала вытесняться фэнтези. С чем это связано?
– Взлет научной фантастики был вызван научно-технической революцией. Когда она пошла на спад и движение вглубь сменилось разрастанием вширь, стала выдыхаться и НФ. Наука усложнилась настолько, что адекватно вплести ее в художественный текст слишком трудно, почти невозможно. Получается либо философский трактат, слегка сдобренный приключенческим сюжетом, либо роман, построенный на квазинаучных сведениях. Писатель знает, что скорость света превысить нельзя или можно, но в очень специфических условиях, а по сюжету ему это просто необходимо, и тогда он, как говорили Стругацкие, придумывает некую «тирьям-пам-пацию», делающую это возможным. Фэнтези взялась за попсовое освоение науки.
– Брауна часто упрекают в примитивности стиля, который чуть ли не зомбирует читателя.
– Агату Кристи упрекают в том же, но из двух десятков успешных детективщиков, в том числе и женщин, работавших в одно с ней время, королевой избрали именно ее. Почему? Вопрос для литературоведов. Но они работают постфактум, когда все места на пьедестале уже распределены читателями, и вынужденно подгоняют решение под уже известный ответ. Многие авторы работают в той же стилистике, что и Браун: короткие главки, лаконичный диалог, стремительный клиповый ритм. Это действует на подсознание читателя, но просчитать этот эффект заранее невозможно, иначе Брауном стал бы каждый второй пишущий в том же жанре.
– Кто из наших авторов может конкурировать с ним на ниве криптоистории?
– Налицо глубочайший разлом в отечественной культуре. Ныне живущие авторы, гремевшие в советские времена, пропали с небосклона не по злой воле издательств, а из-за утраты непосредственного контакта с новой реальностью. А те, у кого этот контакт есть, не имеют своего ноу-хау. Литература не рождается одномоментно. Лет через десять будет и наша литература рождать «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов». Прорывы есть: возьмите Лукьяненко с его «Дозорами», тираж «Ночного» составил почти 8 миллионов. И нечто подобное будет случаться все чаще. Вопрос – в каких жанрах. На Западе они каждый раз происходят в новой сфере: «Гарри Поттер» – подростковое фэнтези, «Сумерки» – подростковый вампирский роман, «Голодные игры» – дистопия (раньше это именовалось антиутопией), «50 оттенков серого» миллионам людей открыли такую сферу человеческой жизни, как секс. Оказалось, в Америке его тоже не было! Не за горами следующий прорыв. Знать бы еще, где он произойдет...
– Как вы думаете, лет десять Дэн Браун на пике славы еще продержится?
– Невозможно изнутри давать прогнозы даже на пять лет. Будут ли вообще читать?! Дело же не в интересе к Брауну как таковому. Важно, чтобы люди не перестали читать художественную литературу, обливаясь слезами над вымыслом.