Одна из лучших альпинисток России Лейла Албогачиева – с драматическими подробностями восхождения на Эверест
Она совершила свое второе восхождение на самую высокую вершину Земли и водрузила там олимпийский флаг Сочи-2014.
Корреспондент «Труда» встретился и побеседовал с уникальной спортсменкой.
— Лейла, какими видами спорта кроме альпинизма вы увлекаетесь?
— Как болельщик смотрю соревнования по многим видам спорта. На лондонской Олимпиаде больше всего меня интересовали выступления российских борцов. А от сочинской Олимпиады больше всего жду успеха от наших фигуристов.
Я еще со школьных лет любила легкую атлетику, а сейчас кроссовые пробежки, особенно в условиях среднегорья, являются отличным средством для функциональной подготовки к каждому очередному восхождению.
— А в ингушских селах не вызывает недовольство у жителей, когда женщина в спортивном костюме бегает?
— Бывает, что-то неприятное кричат мне вслед. Что уж тут говорить о жителях аула, если от спортивных руководителей Ингушетии и других кавказских республик часто приходится слышать, что им не нравится, когда женщина «лезет в спорт» и другие неподобающие занятия. И ведь многие из этих людей сами приносили нашей стране великие победы на международном уровне. Но могу отметить, что с каждым годом это встречается у нас все реже. И я сама постепенно привыкаю и спокойнее к этим пережиткам отношусь.
— А ислам к этому как относится?
— Имам мечети города Назрань пригласил меня к себе перед моей поездкой в Непал. Сначала я опасалась, что он будет ругать за мое непривычное для мусульманки занятие и необычные планы. И поначалу, придя к имаму, я не решалась зайти. Но он и старейшины очень тепло благословили меня. Наказали мне на вершине помолиться за всех верующих независимо от их вероисповедания и за то, чтобы в мире не происходило религиозных и межнациональных распрей.
Да, многие наши ингушские мужчины до сих пор недовольны непривычным, «неподобающим» поведением своих соотечественниц, в том числе спортсменок и альпинисток. Но на примере имама я поняла, что ситуация меняется к лучшему. И без поддержки его и старейшин мне было бы значительно труднее подниматься на Эверест. Более того, эти старики даже собрали мне деньги — из небольших своих семейных запасов.
— При этом вы — суеверный человек?
— В какой-то мере. Когда приезжаю на Эверест, обращаюсь к нему: «Тебе привет от Эльбруса!» Я знаю, ко многим моим коллегам в горах приходили видения. Кому-то мерещились «черные альпинисты». Один парень погиб, когда ему показалось, что незнакомая прекрасная женщина стоит на краю пропасти и заманивает его. Он пошел к ней... и сорвался. Говорят, чаще всего эти видения приходят на Приюте 11. Но там, на высоте 4200 метров я ночевала одна — и ни одного видения, хотя за полтора месяца я однажды сделала семь восхождений в тех местах.
Но когда спускалась со скал Пастухова, заблудилась из-за плохой видимости. Начала молиться на краю глубокой трещины. И тут сквозь густой снегопад пробились лучи солнца, и я увидела свой путь. Вернее, Бог мне его показал.
— Вы молитесь, поднявшись на Эверест?
— В обычной жизни я совершаю пять намазов в день. На вершинах гор — дважды. После молитвы я пыталась развернуть и сфотографировать портреты нескольких достойных людей, которые я несла с собой. Летчика Суламбека Осканова, который ценой собственной жизни предотвратил падение истребителя на поселок. Руслана Аушева, Мурата Зязикова. Но это стало очень проблематичным — сильнейший ветер вырывал их у меня из рук.
— Вид с Эвереста отличается от вида с других вершин?
— Конечно, с каждой вершины открывается свой особенный пейзаж. Но Аконкагуа, Килиманджаро, Эльбрус, Казбек все-таки значительно ниже. Так что Эверест — единственная из покоренных мной вершин, с которой становится уже заметно, что Земля круглая.
— Что стало для вас самым удивительным при восхождении?
— Чудеса начинаются еще задолго до самой вершины. Современными транспортными средствами груз и людей доставляют на высоту 2500 метров — там для отдыха и подготовки к восхождению построена шикарная база, которую называют «нонче базой». Мне сначала послышалось «нохче», и я поразилась: неужели и здесь наши нохчи?
На высоте свыше 2500 метров, где уже невозможно автомобильное передвижение, мы поднимались только пешком, а наш груз переносили только яки. Но эти животные шли слишком медленно и не поспевали за нами. И во время очередного ожидания я однажды сфотографировала кенгуру. Не знаю, откуда в Непале взялось это типично австралийское животное.
Но яки могут подниматься лишь на 5300 метров, а дальше под силу идти вверх только человеку. Я сама видела, как портеры (так называют грузчиков-шерпов) тащат на себе груз весом 100 килограммов. А с виду маленькие, худенькие. На расстоянии смотрятся как муравьи.
— На какой высоте уже тяжело физически?
— Примерно с 7000 метров уже сама атмосфера Эвереста сильно давит на человека — и физически, и психологически. Некоторые, казалось, крепкие и хорошо подготовленные люди начинают себя плохо чувствовать уже на высоте 6400 метров. И им приходится возвращаться назад, перечеркнув свою давнюю мечту об Эвересте.
— Какую высоту вы преодолевали ежедневно на самом верхнем этапе восхождения?
— Первая ночь у нас прошла на высоте 6400 метров, вторая — на 7000, третья ночевка была на 7800 метрах. На высоту 8300 метров мы пришли ночью, но там уже не спали, а только сделали себе небольшой отдых. И оттуда уже начали восхождение на Эверест.
— Когда испытали проблемы с дыханием?
— В группе, которая шла перед нами, один кореец делал восхождение без кислорода. Он побывал на Эвересте и уже на обратном пути умер во время сна. Именно от нехватки кислорода. В первую очередь постепенно отключается мозг. Человеку просто очень хочется спать. Он засыпает и умирает. Вокруг Эльбруса много трупов, сидящих на корточках.
Перед восхождение на Эверест меня предупреждали и даже инструктировали насчет того, что там не принято спасать людей, оказавшихся в смертельной опасности. Мне рассказывали о японке, которая тихо умирала рядом с тропой — мимо нее проходили гуськом восходители, и никто из них не дал ей свою кислородную маску, чтоб хотя бы несколько раз дыхнуть. Своим сердцем я так и не смогла привыкнуть к такой мысли.
Но практика показывает, что если человек на высоте 7000 метров легко дышит и без помощи кислородной маски, то и выше у него проблем не должно возникнуть. Тем не менее для подстраховки держать ее наготове все-таки необходимо. Так что, если бы мне та японка попалась на пути, я бы непременно нарушила бы негласные обычаи. То есть отдала бы свой баллон. Тем более у меня остались неизрасходованными два кислородных баллона.
Но непосредственно на Эверест я все-таки поднималась в маске. Вообще во время первого своего восхождения я пользовалась маской без всяких проблем. Во второй раз она просто мешала мне дышать. Может быть, кислород был такой некондиционный или сам агрегат работал неправильно? Я снимала маску и поначалу не испытывала никаких проблем. Но постепенно подступали тошнота, слабость, и я подстраховывалась маской.
— Но вы, не пользуясь маской, не рисковали? Не было опасности тихо заснуть и не проснуться?
— Я привыкла верить своим снам. Хотя они зачастую бывают зловещими. Например, мне часто снятся фашисты. Уже накануне восхождения на Эверест мне приснился концлагерь. Как будто меня хотят отправить в газовую камеру, но тут вдруг появляется сам Гитлер. Он говорит, что убивать меня пока преждевременно, и предлагает мне сотрудничать с ними. Я проснулась, даже не дождавшись собственного ответа на предложение главного фашиста. И тут нам сообщают, что рядом с нами в эту ночь погиб шерп. А через неделю на высоте 5000 метров вижу во сне Гагарина и Брежнева, который водит меня по территории Кремля и показывает все достопримечательности. И едва я проснулась, сообщают о гибели шерпа, который провалился в трещину. И в тот же день еще одного шерпа убило камнепадом. Я уверена: если мне будет суждено самой погибнуть, об этом даст знак мне сон. Но пока что ничего подобного не случалось, так что я смело всякий раз иду на очередное восхождение.
— Вы попадали под камнепады?
— При восхождении на Эверест был густой туман, и при плохой видимости этот шум камнепада напоминал вертолет. Однажды громадные глыбы летели прямо на меня, проводник успел меня окликнуть. Я увернулась, и в 10 сантиметрах от меня просвистел булыжник, который не оставил бы мне шансов выжить.
— Правда, что у вас были проблемы с питанием?
— На большой высоте не бывает аппетита. Но есть необходимо, иначе лишишься сил в самый неподходящий момент. А при втором моем восхождении были серьезные пробелы с обеспечением едой. Сначала нам дали цыплят, но они быстро испортились, так что питались в основном рисом, травами, лапшой.
Наш руководитель Александр Абрамов уже потом, в аэропорту сказал мне, что выдал шерпу деньги из расчета, чтобы тот покупал каждый день по 4 килограмма мяса на нас четверых. А когда мы еще восходили на Эверест с севера, один из моих попутчиков — китаец Тон Ли при мне отдал 300 долларов за барана. Он же мне и указал: ты посмотри, какие мелкие кусочки мяса тебе дали твои руководители, и какие сами едят в своей палатке.
Я хотела второй раз штурмовать вершину, отдохнув пару дней в ближайшем лагере. Но начальник нашей экспедиции сам проинструктировал шерпов, чтобы те не дали возможности «этой ненормальной» (то есть мне) совершить второе подряд восхождение. Перед возвращением вниз я плакала от досады, что мне не дали такой возможности, которая была вполне реальна.
— А проблемы с шерпами?
— На верхнем участке они не были нужны для сопровождения. Я просила идущего за мной шерпа вытащить из моего рюкзака термос и подать мне. Он в грубой форме отказался, хотя получал от наших руководителей деньги за помощь нашей группе. На моих глазах случались драки и между самими шерпами.
На Эвересте я просила шерпа, чтобы он снимал меня, а он, едва начав, почти сразу начал торопить меня и выключил фотоаппарат.
— Правда, что на Эвересте много мусора?
— Я вообще считаю, что Эвересту пора отдохнуть. Это какой ужас — столько там скопилось мусора, а также трупов. Особенно на высоте 8300 метров. Однажды завела об этом разговор с местными шерпами. Они мне ответили: тебе это надо — ты и убирай.
— Среди россиян жертвы были?
— Так ведь именно с моим восхождением совпал момент гибели Алексея Болотова (о нем писал «Труд»). Накануне я общалась с ним, его напарником Денисом Урубко и оператором Заком из Лас-Вегаса. Но они пошли по другому, более сложному маршруту, спускаясь по отвесному склону. Веревка незаметно для него перетерлась на скальном ребре, и Алексей упал с высоты 300 метров. Я высказывала им свои мечты — пойти именно с ними по их маршруту. Быстро изменить свои планы ни я сама, ни они не могли. Но мы договорились, что встретимся после спуска и обсудим наш совместный план следующего восхождения по вертикальным маршрутам.
— А вы в своей практике на какой наибольшей высоте над пропастью висели?
— Порядка 400 метров. Но это было не на Эвересте, а у себя на Кавказе — на пике Кулиева. Кстати, похожие скалы есть и у нас в Ингушетии, с наивысшей степенью сложностью. Например, лет 15 назад погибла, сорвавшись с веревки, русская скалолазка. В советское время к нам чаще альпинисты приезжали, и тогда было много аналогичных трагических случаев. Но ведь именно в таких местах и можно тренировать альпинистов для покорения самых сложных в мире вершин. И у меня было огромное желание совершить восхождение и на Эверест по самому сложному маршруту. Пока, в связи с гибелью Болотова, на какое-то время эти планы откладываются.
Но у меня сейчас мечта — заключить контракт с МЧС и другими экстремальными службами, объединить их группы, проходящие подготовку альпинистов и скалолазов. Еще в течение многих лет я мечтаю сколотить группу женщин-альпинисток.
— А по образованию вы кто?
— Филолог, преподаватель русского языка и литературы. Я окончила Чечено-Ингушский университет. Руководителем моего дипломного проекта был тот самый Кан-Калик Виктор Абрамович, ректор университета (в 1991 году он был похищен и убит в Грозном. — «Труд»).
— А какая была тема диплома?
— Сначала готовила по теме о методах Шалвы Амонашвили. Но потом я решила: зачем мне брать методы грузина, когда у нас и свои прекрасные примеры есть? В результате выбрала тему «Гуманистическое воспитание школьников на основе вайнахской народной педагогики».