- Юрий Мефодиевич, ваш юбилей совпал с юбилеем Малого театра. Может быть, это знак того, что судьба всю жизнь благоволила вам... Добавляет ли вам это сегодня спокойствия и уверенности в себе?
- В моей профессии нельзя чувствовать себя спокойно. Во всяком случае, теперь-то я точно знаю, что судьба подарила мне возможность заниматься любимой работой и поэтому в моей трудовой книжке только одна запись: "Принят в Малый театр в 1957 году". Я считаю себя крепким, хорошим профессионалом, конкурировать мне ни с кем не страшно, потому что так, как сделаю я, никто не сделает.
- Словом, вы знаете себе цену...
- Конечно, и надо было прожить большой отрезок жизни, чтобы убедиться в этом. Ведь мы раньше выстраивали свою творческую судьбу независимо от денег. Прежде, когда за одно мое выступление на концерте платили столько, сколько я получал за месяц работы в театре, у меня никогда не было искушения: "Ой, а давай я в десять раз сделаю больше концертов - и тогда в десять раз больше получу". Артисты никогда не спрашивали, сколько им заплатят за тот или иной фильм. Другое дело - теперь: везде рыночные отношения. Они мне не всегда по душе, потому что торг в искусстве неуместен. Сегодня мне говорят: "Вот вам полагается такая-то сумма". Конечно, можно попросить больше, но я не прошу. Если меня это не устраивает, то нахожу какие-то причины, чтобы отказаться, никого при этом не обижая... Вот и весь рынок.
- В свое время телефильм "Адъютант Его превосходительства" посмотрела вся страна, и вы стали чуть ли не национальным героем. Недавний телесериал "Московская сага", в котором вы играли одну из главных ролей, тоже по-своему хорош. Скажите, что вас особенно подкупило в этом материале?
- Срез жизни нескольких поколений и то, что эти истории реальные. Я лично знал таких людей, которые прошли через сталинские лагеря и репрессии 37-го. Нашу семью это тоже коснулось. Все это называется историей Государства Российского, историей нашей жизни, поэтому я хочу, чтобы моя внучка знала об этом и видела это на экране. К истории вообще надо относиться осторожно, не забывая, что каждый из нас оставляет в ней свой след. Вот сейчас стало очень модно печатать дневники, но не дневники Пушкина, Толстого или Суворова, а популярных артистов, которые подчас плохо пишут о своих коллегах потому, что их обидели или не дали роли. Я даже стал остерегаться таких "борзописцев", мало ли что они обо мне могут написать... Одно время я тоже записывал все, что накопилось на душе, а потом решил порвать. Не хочу, чтобы кто-то, найдя это в моем письменном столе, заглядывал туда, куда я не хочу никого пускать.
- Жаль, а вдруг вы решите написать книгу... Ну а если нет, то, наверное, другие напишут, как вы самозабвенно защищали свой театр, как становились на сторону слабого, хотя вам это было невыгодно.
- Я вообще не могу видеть, когда оскорбляют и унижают человека, зная, что он не может ответить. Так, однажды я не сдержал слово, данное жене, что не буду выступать на одном судьбоносном театральном собрании, чтобы не оказаться в дураках. Но когда оно началось, то напрочь забыл об обещании и ринулся на защиту несправедливо обиженного. Мне уже было все равно, как я выгляжу: дураком или наивным простаком: в первую очередь, человека надо было спасать. Сначала я думал, что такой порыв случаен, но потом, когда стал наблюдать за собой, то понял: защищать униженных и оскорбленных - моя планида.
- Я думаю, Малому театру повезло, что у него есть такой "наивный" художественный руководитель.
- Поймите, я защищаю не только Малый театр, а всю русскую театральную школу. Вот сейчас исполнится 17 лет, как я сижу в кабинете художественного руководителя. Я могу кому-то нравиться или не нравиться, но если я здесь продержусь еще несколько лет, то буду уважать себя. Вы помните, как два года назад на нас нападали критики, обвиняли в замшелости, консерватизме. Теперь отстали. Но иногда еще гавкают, еще пытаются укусить, если не меня, то режиссера, который поставил спектакль.
- Юрий Мефодиевич, а вы никогда не сомневаетесь в себе?
- Сомневаюсь.
- Но об этом никто не знает?
- Если я буду сомневаться прилюдно, то меня даже мои две собаки не послушаются, когда я им буду приказывать.
- А ошибки свои признаете?
- Да, только о них тоже не распространяюсь. Этого нельзя делать, если руководишь большим коллективом. Нельзя бить себя в грудь: "Я ошибся!" Ну чего бить-то, поезд ушел...
- Почему вы говорите "если еще несколько лет удастся продержаться"? Неужели при вашем опыте и мастерстве так трудно оставаться на посту худрука?
- Трудно, потому что это очень лакомый кусочек для тех, кто хочет повести театр в другую сторону - подальше от традиций русского психологического искусства. При этом я абсолютно уверен: люди в коллективе меня понимают - и те, кто "за", и те, кто не очень любит меня.
- Ваши противники внутри коллектива мирятся с вами потому, что работать в Императорском театре престижно?
- Слово "престижно" здесь не подходит. Если это по-настоящему творческий человек, то он понимает: стены Малого театра питают его, даже если он здесь получает меньше, чем мог бы получать на стороне.
- Тем не менее ваши актеры играют в спектаклях других театров. Взять хотя бы Валерия Баринова, получившего "Золотую маску" за главную роль в спектакле Камы Гинкаса "Скрипка Ротшильда". Вы же ни одного актера со стороны на спектакли Малого театра не приглашаете. Почему?
- Потому что это все равно, что приглашать в хорошее хирургическое отделение на операцию специалиста со стороны. Зачем?
- И "звезды" вас тоже не привлекают?
- Во-первых, "звезды" бывают разные. Есть популярные, зарабатывающие себе успех на мелькании в телевизоре, а есть по-настоящему известные благодаря своему таланту, и между ними большая разница. И потом, ради чего привлекать популярных артистов в наш театр? Для кассы? Но мы в этом не нуждаемся. Как только человек из другого театра приходит на одну роль в спектакль, ничего хорошего из этого не выходит: он все равно чувствует себя гастролером и ансамбля не получается. А вот воспитать группу молодых актеров в театре, довести их до степеней известных - это намного сложнее, это те традиции, которые должны передаваться от поколения к поколению. Ведь одно дело, когда песни военных лет поют все кому не лень, и совсем другое - когда их поет Дмитрий Хворостовский. Это был первый концерт в праздничные майские дни, от которого я получил удовольствие, у меня комок стоял в горле. Причем он не расшаркивался, не просил: "Подайте мне еще аплодисментов", - как это делают многие поп-звезды.
- Значит, сегодня любой актер, несмотря на повсеместную коммерциализацию искусства, должен сохранять свое творческое достоинство?
- И человеческое тоже. Очень трудно сохранять верность тому делу, которому служишь. Я понимаю, все хотят быть миллионерами. И я тоже хочу. Но тогда надо заниматься не театром, а бизнесом.
- Чем сейчас некоторые актеры параллельно и занимаются.
- Я их не критикую и не завидую им. У них есть еще и такой талант. Ну и дай Бог. Сейчас, к сожалению, очень трудно становится жить, потому что везде только "Дай, дай, дай..." Назовите мне, где за последнее время на что-нибудь снизили цены. За квартиру - повысили, за электричество - повысили, за газ - повысили, на хлеб - повысили, на молоко... Разве только наш театр не повысил цены на билеты.
- Вы готовы к той театральной реформе, которая зреет в недрах Министерства культуры?
- Нет, не готов, везде говорил и буду говорить, что это не реформа, а перераспределение театральной собственности. Не говоря уже о тех мифических попечительских советах, которые будут указывать театрам, куда им плыть, а художественные руководители будут у них на побегушках. Я понимаю, что государство не может содержать 600 театров в России, но нельзя же рубить так грубо, чуть ли не топором. В связи с этим я вспоминаю слова Земляники, попечителя богоугодных заведений в пьесе Гоголя "Ревизор", которую я начал репетировать: "Хороших лекарств мы не употребляем. Простой человек если выживет, то и так выживет".
- Но ведь вы собирались ставить "Короля Лира", а не "Ревизора"?
- Дело в том, что в следующем сезоне мы отмечаем 250 лет Малого театра, и без "Горя от ума", без "Ревизора" юбилей, я считаю, невозможен. Дважды я уже участвовал в "Ревизоре", но в начале этого сезона вновь заявил о постановке этой великой пьесы Гоголя. Все это время я искал режиссера, с несколькими из них разговаривал, но они по тем или иным причинам не смогли взяться за постановку. И тогда я подумал: а почему не я? Ведь спектакль я точно не испорчу. Прекрасно понимаю, что некоторые критики станут коситься на меня, так как это будет отнюдь не авангардный спектакль. Я уверен, что Гоголя не надо осовременивать, его текст и сегодня звучит как колокол. И попечители богоугодных заведений существуют, и взятки дают, и ревизоров подкупают. Одним словом, человеческая комедия продолжается.
- Как вы будете отмечать свой день рождения?
- Не знаю. Наверное, проведу его с семьей, может быть, кто-то из друзей подойдет. Юбилеи - не моя стихия. Бог дал мне актерские способности, и я благодарен Всевышнему за это. Я также благодарен своим родителям, которые меня родили и воспитали, благодарен педагогам, выучившим меня и наставившим на верный путь.