ОГНЕННЫЙ РУБЕЖ
Курский поэт Виктор Давыдков неожиданно переквалифицировался в военного историка. Пятый год изучает мемуары, документы, штабные карты, причем как наши, так и немецкие. И уже дописывает свою книгу. Иные его друзья считают, что Виктор Иванович взялся за неподъемную задачу: оспаривает известное утверждение историков, что прорыв немецкой танковой лавины на северном фасе "Огненной дуги" был остановлен перед Ольховаткой, на рубеже сел Теплое - Кашара - Битюг. Давыдков в деталях воссоздал картину боев 5-11 июля и пришел к твердому выводу, что немцы прорвались глубже - юго-западнее села к высоте 274. Мыслимое ли дело - сугубо гражданский человек "поправляет" историю великой битвы?
Однако есть важное обстоятельство: Виктор Иванович родился и вырос в Ольховатке. Той самой, которая в планах гитлеровской операции "Цитадель" значилась как главное направление прорыва.
- Моя бабушка никуда из села не отлучалась, многое видела своими глазами, - говорит Давыдков, когда речь заходит о причинах его погружения не в "свою" тему. - А мама хоть и оказалась в числе временно выселенных, но вернулась сразу после боев, сама хоронила погибших ...
Потом он обнаружил, что в воспоминаниях военачальников сведений о боях в самой Ольховатке, на высотах чуть западней и южнее нет. Речь только о рубежах северней села. Однако в рассказах односельчан всегда фигурировали тысячи трупов, сотни разбитых танков и орудий вокруг одной из самых больших высот Центра России - 274-й.
Когда мы с Давыдковым поднялись на нее, я невольно оцепенел - и сегодня вся поверхность в буграх и ямах, явных воронках от авиабомб, снарядов. Остатки блиндажей и землянок.
"Забытую" историками высоту Давыдков обнаружил в немецких источниках. Потом перерыл неопубликованные воспоминания, которые осели в музейных архивах. Расспросил односельчан, других жителей Поныровского района, помнящих те давние годы. Теперь подтверждений, что именно здесь был окончательно остановлен враг, у Давыдкова предостаточно.
- Подвиг героев, стоявших насмерть на этом рубеже, оказался недооцененным, выпал из истории, - уверяет Давыдков. - Этот пробел давно пора устранить.
СВИДЕТЕЛЬ АДА
На дальней окраине старинного села Становое, что километрах в пяти южнее Ольховатки, живет Василий Иванович Калужских. В дни Курской битвы ему было 14 лет. Бывший сельский учитель цену факту знает.
Помнит, как вернулись наши зимой 1943-го, как готовились к летним боям. Войска, по словам Калужских, заполонили все село, сады и огороды, ощетинились пушками. Солдат к лету сюда перебросили столько, что в избах не помещались, спали сидя на полу, а хозяева дома - впятером на печке ... В ночь на 5 июля, когда наше командование узнало, что на рассвете начнется решающее немецкое наступление, пехота пошла из села "строй за строем, строй за строем".
Начавшиеся бои были столь громокипящими, - что село сотрясалось от беспрестанного грохота. Круглые сутки земля и небо были в пламени и дыму. И по всему окоему - воздушные схватки. Становские жители с замирающим сердцем наблюдали, как сшибались, загорались, падали с воем наши и вражеские самолеты.
Неделю село пребывало в оцепенении. Сельская школа, превращенная в госпиталь, быстро переполнилась ранеными. А на лужайке неподалеку от дома Калужских хоронили погибших: грузовики подъезжали один за другим. Похоронные команды беспрерывно рыли братские могилы.
- Близко к ним не подпускало оцепление, - вздыхает Василий Иванович. - Но мы и издали иногда узнавали знакомые лица солдат, которые до битвы жили в нашем доме. Они нам были как родные. Невозможно удержать слезы...
Когда фронт пошел в наступление, "похоронщики" обнесли холмики березовыми жердями, не оставив ни надписей, ни табличек. Потом останки перенесут в общую братскую могилу в центре Станового. Попытаются по архивным документам установить фамилии, но безуспешно.
Но даже так похоронить успели тогда не всех павших. Лишь только бои отодвинулись, старик сосед попросил Василия и его дружка Мишку Заугольникова пойти вместе в село Теплое, чтобы узнать, уцелела ли его сестра, живущая там. Мальчишки согласились - любопытно пройти по свежим следам битвы. Знали бы они, какому испытанию подвергают себя...
- Километрах в трех за Становым пересекли Екатерининский шлях, - говорит, разволновавшись, Калужских. - И открылось зрелище, которое, не приведи Господь, кому-нибудь видеть... Все холмы и поля впереди исковерканы траншеями и воронками. А вокруг - трупы, подбитые танки, орудия. Наши и немецкие вперемешку. Кое-где виднелись небольшие группы солдат, где убиравших танки, а где - тела мертвых... И так - до самого Теплого. Село, оказавшееся в самой гуще боев, было разрушено вчистую. Мы отыскали сестру соседа в яме, прикрытой тряпками, зато живую...
Весной 1944-го Василия и еще нескольких становских подростков вызвали в военкомат и спросили: "Хотите в армии служить?" "Хотим", - ответили голодные, оборванные пацаны. "Зачисляем в отряд по разминированию местности". Тремя десятками ребят командовал лейтенант Тихомиров. После месячного обучения он вывел их с миноискателями и щупами на поле возле села Никольское. Разбившись на пары, начали свой поход по смертоносной земле. Четыре года - от зимы до зимы - ходили так по полям. Некоторые покалечились, но Калужских повезло - уцелел. Потом оказалось, что, по мнению военкомата, это еще не считалось настоящей армейской службой - минера Калужских снова "забрили" и отправили на четыре года на Дальний Восток...
Он не жалуется, но все же обидно. Рассказывает:
- Представьте - только прошлой осенью нам, участникам операций по разминированию полей, стали давать надбавку к пенсии. А с нынешнего февраля, ничего не сказав, отменили...
У КАЖДОГО СВОЯ БИТВА
"Курская битва - не одна, а три крупнейшие стратегические операции. Сначала наше командование осуществляло на рубежах Курского выступа, который образовался в результате стремительного зимнего наступления советских войск, оборонительную операцию. Решалась одна задача - сорвать план немецкого наступления под кодовым названием "Цитадель", целью которого являлся прорыв с юга и севера на Курск, окружение и уничтожение находящейся здесь группировки. Выдержав, измотав противника, наши перешли к двум наступательным операциям - Орловской и Белгород-Харьковской. Победу на северном фасе во многом предопределил стратегический талант командующего Центральным фронтом генерала Рокоссовского - он угадал направление немецкого прорыва, заранее сосредоточил здесь большую часть войск..."
В течение многих лет примерно такими словами начинала свои беседы с экскурсантами Зоя Ивановна Бабич, научный сотрудник государственного Поныровского историко-мемориального музея Курской битвы. Более четверти века назад пришла она сюда на работу. И это стало главным делом ее жизни. Выросшая в Понырях, Зоя Ивановна считает, что погибавшие здесь воины и лично ей подарили жизнь. И делает все, что в ее силах, чтобы никогда не стерлась память о них. Собирание всевозможных материалов, опубликованных и неопубликованных мемуаров, обновление экспозиций, чтобы приезжающие родственники знали, где захоронены их отцы и деды, - все это было для Зои Бабич не служебной обязанностью, а глубокой личной потребностью. С кем только она не встречалась! Генералы, рядовые, писатели, артисты фронтовых бригад... Менялись в музее директора, другие сотрудники - и только Зоя Ивановна всегда была на посту.
Увы, теперь гости музея не слышат ее темпераментных рассказов о подвигах советских людей под Ольховаткой-Понырями. В конце прошлого года она вместе с коллегой Викторией Даниловой даже объявляла голодовку протеста, считая, что местные чиновники своим бездушно формальным, бездумным отношением ведут дело к развалу музея. Давно погас Вечный огонь возле вокзала. Нет должного ухода за памятниками. В общем, уволилась Зоя Ивановна. Теперь занимается исследованиями военной истории дома. Хотя одно несомненно: негоже разбрасываться такими кадрами...
Для меня сейчас самое важное, - сказала она во время нашей встречи, - устранить некоторые искажения истории Курской битвы, накопившиеся за шесть десятилетий.