Часто можно услышать недовольное мужское ворчание — дескать, современные женщины чуть ли не половину своего времени и наших средств могут ухлопать на то, чтобы выглядеть модно и красиво. Интересно, что бы они сказали, доведись им попасть в те времена, когда понятие о моде и красоте было совершенно иным?
«Что делает женщину женщиной?» — спрашивала секретарша Верочка из кинофильма «Служебный роман». И сама же отвечала: «Прежде всего походка!» Но 40 тысяч лет назад наши предки мыслили просто и практично. Женщина должна прежде всего рожать детей. Иначе она и не женщина вовсе, а так, лишний рот, который дешевле убить, чем прокормить. Соответственно, самыми красивыми и желанными считались барышни в почтенном возрасте, грудастые и весьма упитанные. Некоторые ученые полагают, что подобные статуэтки являлись одновременно и символами плодородия, и первобытной порнографией.
Все что нужно — умудриться после десятка родов сохранить здоровье, нагулять жирок и, самое главное, пережить соперниц. Только тогда женщина каменного века могла стать моделью. Причем буквально — моделью для такой вот статуэтки.
Почему именно эту скульптуру работы Агесандра принято считать эталоном древнегреческой женской красоты? Внятных объяснений нет — ее просто «назначили» быть таким идеалом, причем сделали это задним числом — чуть ли не в XIX столетии. На деле же «прекрасным полом», достойным восхищения, в Элладе традиционно считались мужчины вроде Леагра из Афин, чью красоту восхваляли более 100 лет. Нет, женские конкурсы красоты проводились, но, что характерно, преимущественно на острове Лесбос, среди его жительниц — лесбиянок. Да и то, имен победительниц история не донесла. Так что барышням
В основном — работой по дому и специальными физическими упражнениями, которые, в отличие от современных, были направлены на увеличение ширины плеч и крепости бедер. А вот «снадобья для искусственного подкрашенного лица» не приветствовались и вообще считались «бесчестным обманом, столь свойственным злокозненному женскому роду».
В фаворе только и исключительно высокая духовность безо всяких намеков на кокетство или, упаси боже, эротизм. Настоящей даме, за которую не стыдно скрестить копья, полагалось быть высокой и худощавой. Почиталось также удлиненное лицо с высоким лбом, максимально длинная изящная шея, плоская грудь, узкие бедра и
Изуверскими, почти людоедскими методами. Грудь под платьем туго бинтовали. Чтобы лоб казался выше, волосы выбривали почти до темени. А чтобы зрительно увеличить шею, брили и затылок. Если дама от рождения имела глуповатое лицо, все было нормально, но в крайнем случае ей сбривали и брови тоже, увеличивая эффект придурковатости. Для увеличения глаз и зрачков закапывали ядовитый сок белладонны (собственно Bella Donna и переводится как «прекрасная женщина»). Без увечий моделировался только выпуклый животик — под платье жульнически подкладывали валики или подушечки.
Эпоха рафинированной женской красоты, когда соответствующих прелестей должно быть не просто много, а
Умелым сочетанием штучек из пыточного арсенала и откровенной бутафории. Самым безобидным и забавным был тренинг для белизны кистей рук. Перед выходом из будуара дамы истово выполняли команду «Хенде хох!» и стояли так до четверти часа, ожидая отлива крови и побеления конечностей. Насчет осиной талии было хуже: корсеты затягивались по мерке 45–50 см в диаметре. Побочными эффектами такой красоты являлись в лучшем случае обмороки, в худшем — летальный исход, поскольку при неосторожном движении зажатые корсетом ребра могли сломаться и проткнуть печень и легкие. Немало неприятностей доставляли и высокие сложные напудренные прически. Часто пудра делалась на основе муки, что доставляло немало радости паразитам вроде блох и вшей. В особо запущенных случаях в прическе могли поселиться даже мыши
Любая революция, как известно, раскрепощает самые зажатые слои населения. Великая французская революция показала это в полный рост: барышни, подобно пролетариату, скинули ненавистные цепи корсетов, тяжелых причесок и пышных юбок. По всей Европе был брошен клич: «Назад к природе!» Правда, понималось это немного превратно. Свежесть и сила признавались эстетически безобразными, труд — заслуживающим презрения, деторождение — неприятным последствием удовольствия. В моду вошел культ античности — дескать, тело и его естественный эротизм превыше всего.
Поскольку античного эталона без физических упражнений достичь было трудно, а
Уважающая себя барышня должна быть худощава и бледна, с воспаленным румянцем и горящим взглядом. Любой намек на приземленную телесность карался исключением из приличного общества. В моде вялость, усталость и пресыщение. Кроме увлечения спиритизмом и невнятной поэзией крайне желательны были чахоточный кашель, кокаиновая зависимость, просвечивающая венами кожа и вообще вид «не от мира сего». Странно, что при этом приветствовалась пышная (
Самое невинное — массовое распространение приспособлений для поддержки груди, да и появление самого слова busthalter (держатель груди). Настоящей чахоткой болели немногие, поэтому дамы принялись обзаводиться хотя бы бронхитом курильщика, для чего смолили как паровозы, радуя производителей элегантных мундштуков. Желательная бледность достигалась просто: рюмка уксуса трижды в день — и все дела. С кокаином было сложнее. За него тогда не сажали, но и достать порошок было нелегко, так что для нервического возбуждения и особого блеска в глазах барышни перед выходом в свет закатывали себе неслабые клизмы. Те, кто от природы не обладал кожей, сквозь которую проступали вены, прибегали к помощи химического карандаша, прорисовывая на руках и шее как можно более подробную систему кровообращения.