Много спорного было показано в нынешнем театральном сезоне, но это зрелище оказалось совсем уж не для слабонервных. С первой минуты спектакля "Федра. Золотой колос" из мощных акустических колонок на зрителей обрушивается тяжелый рок, разрывающий барабанные перепонки. Одновременно на большом киноэкране, подвешенном над сценой, в судорожных конвульсиях под воздействием тока начинают корчиться белые мышки, мелькают отрубленные пальцы и проливаются лужи крови, появляется искаженное страхом лицо мужчины, которого "мочат в сортире", и так далее. В сравнении с документальной хроникой Жолдака классические произведения короля ужасов Хичкока кажутся невинной детской сказкой. Но это только начало.
Агрессивная энергетика стремительно заполняет каждый сантиметр сценического пространства, представляющего собой стеклянные боксы для душевнобольных, где врачи в резиновых фартуках больше похожи на мясников. Постепенно возникает твердая уверенность, что режиссер решил не просто показать зрителям некую чудовищную психушку, а намерен произвести психологический эксперимент над ними самими. Все сидящие в зале уподоблены им подопытным мышкам, которые покорно ждут своей участи. Ничего более жестокого, циничного я в театре давно не видела.
Вероятно, у читателя возникнет естественный вопрос: а при чем здесь, собственно, "Федра" Расина, вынесенная в заголовок пьесы Сергея Коробкова? Дело в том, что главная героиня спектакля Вера Ивановна - жена высокопоставленного начальника Павлова - страдает раздвоением личности. Ей постоянно кажется, будто она царица Федра, сжигаемая страстью к сыну своего мужа Ипполиту. С большим трудом публика понимает, что эти аллюзии не беспричинны. В сумасшедшем доме "Золотой колос", куда помещают Веру Ивановну, находится и ее любимый мальчик, упрятанный сюда же вышеозначенным товарищем Павловым. Но хотя речь в общем-то идет о любви, все тонет в мощном потоке чернухи. И расиновские монологи в исполнении Марии Мироновой переплетаются с нервными припадками ее несчастной героини, которую мучают, обливают водой, насилуют... Какая там, к черту, любовь! Режиссер давно поставил на ней крест и воспринимает ее как род болезни, приносящей людям одни несчастья.
В течение всего спектакля за героями следует человек с видеокамерой, и все, что он снимает, тут же повторяется на экране. Местами зрелище сильно смахивает на кровавые американские кинобоевики. Вот как, к примеру, показана сцена убийства Ипполита в бассейне. В специально оборудованном водном резервуаре артисты в плавках изображают двух соперников - отца и сына, потом вода окрашивается в красный цвет, после чего зрители видят на экране застывшее лицо Ипполита в обрамлении водорослей...
От всей этой чудовищной мешанины, от тщетных попыток как-то увязать калейдоскоп событий и сцен в единое целое, дико устаешь, а к финалу спектакля вообще начинает казаться, что и у тебя с головкой не все в порядке. И уже с нетерпением ждешь финала, чтобы поскорее забыть весь этот тягостный бред.
Впрочем, Жолдака можно поздравить с "победой". В конце концов он добился своего. Ведь идея постановки сводится к одному: весь мир - сумасшедший дом, а люди в нем - психи или покорные жертвы. (То же самое, кстати, он пропагандировал и в спектакле "Один день Ивана Денисовича", после чего Солженицын выступил в печати и буквально отхлестал зарвавшегося интерпретатора своего произведения.) Так вот, после этого спектакля все действительно видится в черном цвете. И кажется, что количество ненормальных на улицах города резко возросло. Но имеет ли такой вывод какое-либо отношение к задачам искусства? Сильно сомневаюсь...