- А что вы делаете по утрам с тех пор, как Хрюн Моржов со Степаном Капустой ушли в отставку?
- Иду на радио. Мой день часто складывается из беготни по мелким радиозаписям. Недавно меня записали для канала "Культура". Озвучивал пятиминутные мультики. Деньги там копеечные, но мне польстило, что режиссера устраивал именно мой голос. У меня с детства есть голоса, на которые отзывается сердце - голос Плятта, Литвинова, Нарышкиной. Вот если б сейчас Николай Литвинов где-нибудь выступал, я бы тут же повел своего внука.
- Вы уверены, что сегодняшним детям это понравится?
- Нет, конечно, они же привыкли к другим ритмам, к этим "вау!" Я это слышать не могу, у меня сразу "уши отключаются". Так вот, вы спросили про мой распорядок дня. С утра, до нашей с вами встречи, я уже был на записи в одном месте, а когда мы с вами закончим, пойду на другую - к Вите Трухану, одному из аксакалов радио. Пишем разное - от сказок до компьютерных игр. Надо уметь все.
- Вы любите компьютерные игры?
- Знаете анекдот: "Сосо, ты любишь помидоры? - Кушать люблю, а так - не очень". Я в эти игры не играю, меня не хватает на то, чтобы нажимать кнопочки. Я их озвучиваю. Вот вы, я чувствую, тоже в них не играете, поэтому я вам сейчас объясню. Там бывают всякие звери и птицы, которые участвуют, подсказывают, куда идти, где искать. У меня был такой персонаж - мудрый попугай (голосом показывает скрипучего попугая). Последнее, что я делал, игра "Тони-Крутони". Тони - это сыщик, а Крутони - от слова "крутой". Жуткий бред, но захватывающий! Жалко только, что все это не на нашем российском материале.
- Значит, с утра у вас - радиогонка. А если выпадет свободный день, радуетесь, что можно позволить себе отдохнуть?
- Так у меня ежедневно занятия во ВГИКе - третий курс, актеры. Когда Виталий Соломин пригласил меня на свой курс, я сначала удивился: ну какой я педагог? А потом решил просто показывать, как сам работаю над ролью. Учу на разборах, как если б сапожник учил новичка: вот так прибить или посадить на клей подметку, так обрезать края...
- Вы вообще очень многое умеете. Я знаю, что в студенческом спектакле "Театр Гарсиа Лорки", который был принят в репертуар Театра Моссовета, вы были не только доном Кристобалем, но и придумали, и пошили костюмы. Говорят, сами делаете мебель, показываете фокусы, рисуете. Так что роль влюбленного художника в "Серебряном веке" Рощина досталась вам не случайно?
- Да мало ли кого мне приходилось играть: доктора Дорна в "Чайке", короля гномов в "Пчелке", клоунскую мадам Плюш ("Любовью не шутят")...
- Когда-то у вас были роли в современных пьесах, а теперь больше классики. Где вы себя комфортнее ощущаете - в современности или в прошлом?
- Это для меня вторично, это не главное. Главное, чтобы режиссер был хороший. Люблю, когда сама пьеса дает интересный материал для работы. А если его нет - приходится придумывать какие-то "штучки": походочку, говорок... Охотно играл всяких сказочных персонажей: всяких бабок ежек у меня было много. Был и Снеговиком.
- Ваш сэр Эгьючик в "Двенадцатой ночи" тоже кажется сказочным персонажем...
- Да он у нас не совсем то, что у Шекспира написано. Такой мог бы быть из Костромской области, например. Мне он напоминает Теркина.
- Кстати, солдата Теркина на заре вашей туманной юности вы играли, а вот в настоящей армии пришлось побывать?
- Нет, я не служил. Я учился в студии Завадского, и если б не отсрочка, весь наш выпуск вместо диплома ушел бы в армию. Я даже повестку получил: прийти помытым-побритым, с запасом еды на дорогу. Но тут мне пришла бумага: вызов на курсы парашютистов. И я поехал в Подольск - прыгать. Я ведь разрядник-парашютист, не с вышки прыгал, а сразу с настоящего самолета.
- Очень было страшно? Приходилось себя переламывать?
- Нет, страшно не было. Я себя чувствую вполне приспособленным к жизни. Мог бы участвовать в сериале "Последний герой".
- Любите экстремальные ситуации?
- Специально их не устраиваю. Не гоняю на машине ради адреналина. Я за рулем нормальный, знаю, что все придут куда надо в свое время: что роскошный джип, что я на своей тачечке.
- Какая у вас марка?
- "Тико" - маленькая корейская машинка размером с нашу "Оку".
- Говорят, что собаки и хозяева похожи. Как вам кажется, между машиной и ее владельцем есть какое-то сходство?
- Если б я сам сочинял машину для себя, я бы выбрал "Рено" с большим угловатым верхом - хетчбэк. Мне такая форма нравится больше, чем обтекаемая, каплеобразная. Мне ведь гонять не надо, надо просто что-нибудь перевозить. И еще важно, чтобы была пластмассовая - не гнила бы от нашего климата.
- Вы пришли в Театр Моссовета 40 лет назад. За эти годы театр здорово изменился?
- Конечно - жизнь же "за бортом" совершенно другая. Как можно уберечь театр от жизни? Я могу себе представить, что где-то (не в Москве) есть театральные коллективы, где режиссер умудряется сохранить особую атмосферу внутри театра. Правильно или неправильно это - не знаю. Я однажды слышал, как какой-то студент Театральной академии звонил по телефону. Сначала подумал: мальчик звонит маме, сказать, как прошел спектакль. А он кого-то распекал: "Платежи прошли? Так чего ж вы металл не поставляете?!" То есть у него не театр - главное, у него есть другая жизнь.
- Александр Сергеевич, вот вы готовите студентов в Институте кинематографии. Как вы считаете: у них будет работа? Или они могут оказаться вне кино и театра?
- Будет. Сейчас начинают снимать кино, есть работа на радио, телевидении. Из моих третьекурсников уже двое снимаются, одна девочка репетирует в театре Моссовета. Трудно сказать обо всем курсе, как у них сложатся судьбы.
- А если взять ваш курс студии Завадского - что стало с вашими однокурсниками?
- Половина, даже больше - остались в Театре Моссовета: Рита Терехова, Юра Кузьменков, Галина Дашевская, Нина Коновалова... Боря Щедрин пошел к Завадскому и Анисимовой-Вульф доучиваться на режиссера и стал им. Елену Козелькову сразу взяли в "Современник", где она до сих пор работает...
- Вы наверняка размышляли, зачем зритель приходит в театр. Что толкает его оставить уютное кресло и тащиться через весь город да еще платить деньги - для кого-то немалые - за билет?
- Интересы бывают разные. У многих интерес зоологический: увидеть живого Х, живую У, посмотреть, какая подтяжка у Z. "Гляди, этот как потолстел!" Иногда приходят, чтобы посмотреть, как режиссер N перелопатил Шекспира. Вот Мирзоев или Фоменко, или Штайн берут классику - мне это интересно. У них не пахнет нафталином, моль не вылетит. Кажется, режиссер Дикий обращался к актерам: "Чем будем удивлять?" Я хожу удивляться. Пусть даже я знаю, что сейчас сделает и скажет Анна Каренина - спектакль оригинально мыслящего режиссера мне смотреть нескучно. Большинство ходят в огромные залы, чтобы гоготать, но есть и другие, которые готовы переживать. Хватает на разные вкусы.
- В русской духовности есть желание пострадать - в песне, в литературе. Даже частушки называются "страдания". Вы любите страдать на сцене?
- Слово "страдать" я соединяю с трагедией. А трагических ролей у меня, в общем, нет.
Трагических нет, но есть трагикомические - коронный жанр артиста Ленькова. Хотя, если надо, он бывает всяким, даже козявочкой в мультфильме. И в кино, и в театре он был всем, оставаясь самим собой. Мастером эксцентрики, помноженной на психологизм. Клоуном - то белым, то рыжим.
Он занят с утра до ночи, подвижен, как юла, и органичен, как кошка. Он всегда при деле. Только венчик волос из золотого стал серебряным.