Жизнь за МКАДом есть, и еще какая!

Заметки с фестиваля «Золотая маска», стартовавшего в Перми

Как всегда, в феврале стартовали показы главного российского театрального фестиваля «Золотая маска». Но случилось это не как обычно, в Москве, а за 1,5 тысячи верст от нее — в Перми. Что же свело вместе в местном зале Театр-а оперы и балета ведущих театральных деятелей, редактора глянцевого журнала Ксению Собчак и подопечных местного общества слепых?

Так совпало: в богатой культурными традициями Перми обитает жадный на «Маски» Театр оперы и балета имени Чайковского, руководимый дирижером Теодором Курентзисом. Редкий год пермяки не увозили к себе одну, а то и несколько фестивальных наград. Вот и сейчас их «Травиата», поставленная Курентзисом вместе со знаменитым американским режиссером Робертом Уилсоном, выдвинута на премию в семи (!) номинациях. Однако спектакль так технически сложен, в том числе по световой партитуре, что вывезти его на гастроли нереально. Вот и поехало почтенное жюри на Урал.

Теодор Курентзис во время дискуссии. Фото автора

Этим решил воспользоваться многолетний генеральный парт-нер «Золотой маски» Сбербанк. Его креативная команда во главе со Светланой Миронюк задумала серию дискуссий о жизни культуры в современном обществе, и Пермь резонно сочли подходящей для проведения круглого стола на тему децентрализации культуры. Назвали его не без грустного юмора: «Есть ли жизнь за МКАДом?».

У Сбера есть возможности делать широкие жесты. Позвали действительно знаковую публику — от режиссера Камы Гинкаса до главреда журнала L’Officiel Ксении Собчак. Говорили разные слова, но по сути — об одном. Генеральный директор «Золотой маски» Мария Ревякина напомнила о громадном потенциале регионов: из 79 спектаклей нынешнего фестиваля только половина — московские и петербургские, остальные с бескрайних российских просторов. В том числе из совсем малых городов вроде Глазова, Лысьвы, Шарыпово, Мотыгино (это вообще таежный поселок). Кама Гинкас рассказал, как еще до всех международных успехов совершил бросок на полтора года в Красноярск, где секретарем крайкома партии работала странная женщина, отчего-то горевшая идеей открыть в городе экспериментальный театр. Даже Ксении Собчак нашлось что сказать о провинции: она призвала брать пример со скромного испанского города Бильбао, построившего на ровном месте музей современного искусства и теперь собирающего туристов не хуже соседнего фешенебельного Биаррица...

Конечно, выступил и сам Теодор Курентзис, припомнивший, как его позвал из Новосибирска тогдашний губернатор Пермского края Олег Чиркунов. Как краевая власть выполнила обещание — не только принять дирижера вместе с его уникальным коллективом старинной и современной музыки (35 оркестрантов и 20 певцов), но и помочь нарастить состав ансамбля. Как нынешняя власть не очень спешит строить новую сцену оперы, и дирижер уже подумывает, не исчерпался ли ресурс его взаимодействия с городом, не пора ли менять дислокацию...

Мораль тут, как я уже сказал, одна: культура децентрализуется и шагает в регионы, когда: а) есть талантливый пассионарный художник (вот как Курентзис) и б) навстречу ему протянута поддерживающая (но не окорачивающая) рука власти.

Была у пермской поездки и еще одна — удивительно трогательная — глава о взаимодействии театра со зрителями. Я сейчас не о Зрительской лаборатории, хотя и она достойна отдельного рассказа: публику приглашают на встречи, где погружают в историю той или иной оперы и даже предлагают попробовать себя в какой-нибудь из ролей и сцен: О пермской опере и ее новаторских подходах можно говорить долго. Но я остановлюсь на том, что тронуло сильнее всего. Объединенными усилиями спонсора, театра и местного общества слепых здесь впервые в России организовали поход на оперный спектакль группы незрячих людей. Идея проста: в наушник транслируется рассказ о том, что происходит на сцене — так называемый тифлокомментарий. Ну а остальное договаривает-допевает музыка.

Так незрячие посетители театра изучают костюмы актеров. Фото автора

Я наблюдал этих людей. Сперва им рассказали о спектакле, о языке символических актерских поз, разработанном Уилсоном. Потом к каждому подвели двух актеров, юношу и девушку, предложили ощупать их костюмы, подробно описывая «платье со шлейфом и турнюром» и «роскошный бархатный фрак». Наконец раздали аппараты: На пути в зал удалось поговорить с некоторыми. Женщина Люба когда-то работала в вычислительном центре, зрение потеряла то ли от резкого света экрана, то ли от нервотрепки. Василий Тарасов — слепой от рождения. Молодая Таня перестала видеть год назад после кровоизлияния и отслоения сетчатки...

Что и говорить, неласковая судьба. Но ни у одного из собеседников я не увидел в незрячих глазах отчаяния — наоборот, там интерес к жизни, к познанию, к творчеству. Люба делает иконы и картины — у нее разложены по цветам бисеринки, а уж как их распределить, она знает, точнее, чувствует. Василий 35 лет стоял у станка на специализированном производстве — и всю жизнь он поет, поскольку взамен зрения природа наградила голосом. Репертуар — басовые арии, песни, романсы. Таня работала воспитательницей в детдоме и пока меньше других приспособилась к нагрянувшей вдруг слепоте. Говорят, за рубежом такая патология лечится, но где ж собрать такие деньги. Спасибо, рядом мама, не отходящая от дочери ни на шаг:

Спектакль и возможность «видеть» его благодаря тифлокомментарию просто преобразили этих людей. После первого антракта они взахлеб обсуждали изумительную музыку и тонкое исполнение ее артистами Курентзиса. Но жаловались, что в наушнике комментируют только движения актеров, а о чем поют — не говорят: «Конечно, про „аморе“ мы понимаем, но хочется вникнуть в содержание поглубже...» Попросили диктора читать либретто — и уже в следующем перерыве просто сияли от счастья и полученного впечатления.

А я думал: как многому можно поучиться у этих людей! Прежде всего — умению ценить то, что нам дано, мужеству идти своим путем, несмотря на тяжелейшие препятствия. В этом смысле каждый из них совершает подвиг не меньший, чем Теодор Курентзис, ставящий уникальные спектакли в центре промышленного Урала. Не меньший, чем город Пермь, продолжающий развивать свою культуру, несмотря на перемены во власти и экономической ситуации. Не меньший, чем вся наша культура, пытающаяся быть свободной в стране, где традиций свободы маловато:

«Нация начинается с партера», — Вольтер сказал это 300 лет назад, но словно про нас с вами.