Когда к нему неожиданно ввалились агенты ФБР, он даже не успел спрятать незарегистрированный
Когда к нему неожиданно ввалились агенты ФБР, он даже не успел спрятать незарегистрированный пистолет. Оружие так и осталось валяться на самом видном месте. Главное, не растеряться и не забыть, что живешь уже не в СССР и что, если к тебе явились без ордера, то говорить будут любезно и заискивающе. Действительно, про пистолет никто даже не заикнулся. Спецслужбы интересовало только одно: кто из иммигрантов может шпионить на СССР. Со стукачами Кузьминскому часто приходилось иметь дело на бывшей родине и он снисходительно решил дать совет: "Среди поэтов не ищите - слишком злы на Советскую власть. Среди художников тоже. Среди инженеров - тоже нет - они счастливы, что получили работу, и благодарны новой родине. Ищите среди бывших спекулянтов". Агенты еще приходили на его творческий вечер. Слушали стихи. А потом исчезли. Это было давно. Он уже давно переехал из Техаса, уже забыл и Бруклин, в котором жил после. И теперь живет здесь...
Мало кто знает такую Америку. Даже в ковбойском кино, даже в пародийном, даже в малобюджетном андеграундном - такую Америку не увидишь. Сами американцы называют эти места in the middle of nowhere. Если переводить на русский, получится что-то вроде "в самом центре из ниоткуда в никуда". Эти места очень похожи на русскую провинцию. Оказывается, такой Америки очень много на территории благополучных Соединенных Штатов. Но это дивное место ищите в штате Пенсильвания. Так вот в этой дыре мира, откуда до ближайшего магазина 20 миль, среди других покосившихся домиков, есть один - с огромной и совершенно бессмысленной надписью: "БАНЯ" - и всем здесь ясно, что этот набор непонятных букв лишен какого бы то ни было значения и что в доме этом живет страшный чудак. Иногда он ходит по улице в бурке и папахе, а иногда голый, как папуас, и красит свою шикарную бороду в красный или зеленый цвет. Спору нет, конечно, он чудак, только кроме этого он еще поэт, составитель легендарной антологии русской поэзии, первый издатель Бродского и Рейна. Друг Михаила Шемякина, Сергея Довлатова, Иосифа Бродского, и в эту его Баню стекается цвет русской культуры. Много лет он на учете в ФБР - нет, ничего конкретного, просто больно уж чуден. Да и зовут его как-то подозрительно: ККК (на Ку-клукс-клан даже вроде похоже). Хотя ничего особенно странного в этом нет, так же звали его отца - Константин Константинович Кузьминский.
- Когда вы познакомились с Бродским вам еще не было 19. Как это было?
- В январе 1959 года на филфаке ЛГУ выступал Яков Гордин, он читал стихотворение "Конвойный" о том, как герой ведет приговоренного к расстрелу, тот пытается бежать, он стреляет, и дальше: "Он упал в сухую трав паутину, Он сволочью был, но он был - человек, А я стрелял ему в спину". Тут встал возбужденный человек в дорогом костюме, это был руководитель газеты "Смена": "Да что же это такое?! Убил врага народа и еще сомневается?!" Все сникли. Тогда выскочил какой-то рыжий и вдруг заблекотал что-то о человечности и гуманности. Рыжим был Иосиф Бродский.
У Кузьминского - тысяча и один способ обозначать речь человека. "Заблекотал" - здесь нежное обозначение наивной, сбивчивой и страстной речи.
- Так мы познакомились с Бродским. Я читал ему свои стихи, а он мне - Бориса Слуцкого.
Он сыплет именами великих людей, то и дело швыряет в их адрес определения вроде: "халтура!", "коммерция!", "а вот это гениально!" - он знает все и всех. Ядовито рассказывает, как Бродский смущал сэра Исайю Берлина тем, что уплетал некошерную свинину за обе щеки, не упуская возможности почавкать.
- У Бродского было полдюжины друзей, не больше, которые ему все прощали. Когда отец Бродского звонил Александру Найману с просьбой повлиять на сына, он убеждал его так: "Подействуйте на Иосифа - он вас меньше презирает, чем остальных". К тому же я - сторонник игровой структуры, а не интеллектуальных напрягов. Это тоже одна из причин нашей конфронтации с Бродским. Куда нам до метафизики... Я и по физике-то всегда пару имел. Я - по сути скоморох. Но хулиганить - надо уметь. Шкловский однажды сказал Хармсу: "Хулиганить не умеете, молодые люди!". И это - самому Хармсу! Умные люди всегда понимали, что шутовство - искусство. Вот кто самый запоминающийся персонаж в "Андрее Рублеве"? Солоницин? Этот бледный метафизик, который Рублева изображал? Нет, скоморох, которого играет Ролан Быков! А самый запоминающийся эпизод - когда он, избитый до полусмерти, скидывает портки, а у него на заднице морда боярина нарисована, и морда эта начинает кривляться. Не помните? А знаете почему, не помните? Потому что там этого эпизода нет. Вырезали. Как всегда и везде вырезают все самое яркое и живое.
Кузьминский - весь какой-то ненормативный. На страницы американской прессы Кузьминский попадает часто, но всегда по разделу чудачества. А "солидная" пресса не любит его за то, что он наотрез отказывается говорить приличным языком, а только ругается и часами читает стихи, свои и чужие - но все прекрасные - читает и ругается. Так что в этом тексте все "перчики" в его речи - опущены. Так, играючи, Кузьминский обменял адресованное ему письмо Иосифа Бродского на настоящий пулемет, который теперь занял главное место в его комнате, рядом с телескопом и бесчисленными африканскими масками. Обмен был эквивалентен 1000 долларов США. В этой комнате тысячи вещей, но ни одна не попала сюда случайно, а была самым тщательным образом отобрана. Везде висят его портреты кисти самых известных художников. Его внешностью и стилем жизни вдохновлялись все: от Шемякина до Митьков. Про любого поэта он скажет, когда, кем и где тот был издан. Он даже знает, откуда заимствовал любимый им Веничка Ерофеев рецепты своих невероятных коктейлей. Оказывается, парочку своих бредовых шедевров Веничка занял у Романа Кима, автора детектива про китайских карликов "Агент специального назначения".
- Почему все-таки вы стали издавать русскую поэзию?
- 30-е годы сожрали всех гениев. А все эти члены "совписа", про которых Лев Халиф написал, что "они пишут не стилем - а подчерком даже одинаковым" - они все прекрасно дожили до 90-х. Великие - они засвечиваются вопреки всему, но полно настоящих, прекрасных поэтов, которые никак не могут выплыть из небытия. Их не знает никто. Никакой у меня миссии нет, мне просто очень хочется про них рассказать.
Всю свою жизнь он делал только то, что хотел. Ради удовольствия он поступил на биофак ЛГУ, по специальности: "змеи". А когда вдруг понял, что удовольствия поехать в Южную Африку или Новую Зеландию никогда не будет, учебу бросил. Нигде не работал больше года. Не нравилось. Был рабочим сцены Мариинского театра, маляром в Русском музее, рабочим хозчасти Эрмитажа, геофизиком на Дальнем Востоке, куда его пристроил Бродский, геологом на шахтах, сценаристом на телевидении, рабочим зоопарка, экскурсоводом. С последней работы уволен за то, что "провел полуторачасовую экскурсию в Александро-Невской лавре в пьяном виде за 15 минут, при этом обнимал исторические памятники и извращал исторические факты". Входил в литературный кружок Татьяны Гнедич, которую считает своим учителем. Гнедич отсидела 11 лет, из них 2 года в одиночке, и за это время по памяти перевела "Дон Жуана". Из соображений, которые Кузьминский называет "достоевщиной", вышла замуж не за того, кого любила, а за монтера-электрика, который когда-то ей помог и потом изрядно бил за то, что пишет "непонятное". У нее Кузьминский и выучил английский. Стихи писать начал с 13 лет. Эмигрировал в 1975 году. Преподавал в Техасском университете. Издал девятитомную антологию новейшей русской поэзии. Потому что стихи ему очень нравятся.