В канун юбилея замечательного композитора Георгия Свиридова «Труд» представил на суд читателя ранее не публиковавшиеся фрагменты его писем к сыну
Сегодня исполняется 100 лет со дня рождения автора бессмертной «Метели» и других замечательных произведений, вошедших в сокровищницу русской музыки. В канун юбилея «Труд» представил на суд читателя ранее не публиковавшиеся записи из дневников замечательного композитора — откровенные, резкие, бескомпромиссные (в номере от 11 декабря 2015 года и на сайте www.trud.ru). Сегодня мы продолжаем публикации неизвестного эпистолярного наследия музыканта и представляем вам фрагменты писем Георгия Васильевича Свиридова своему сыну.
Но прежде несколько слов про адресата. Георгий Георгиевич Свиридов (1948-1997) — сын Георгия Васильевича и его второй жены, Аглаи Леонидовны Свиридовой, урожденной Корниенко (1927-2012). Жил до 1991 года с матерью в Ленинграде. Окончил Восточный факультет ЛГУ по специальности «филолог-японист». Научный сотрудник Института востоковедения ЛО АН СССР, кандидат филологических наук, ученый секретарь ЛО Института востоковедения АН СССР. С 1991-го был приглашен для работы и лечения в Японию (он страдал почечной недостаточностью и нуждался в диализе). В 1992 году становится профессором Осакского университета экономики и права, преподает в других японских университетах.
Главный предмет его научных изысканий — средневековая японская литература сэцува. Георгий Георгиевич — автор более 60 научных работ, статей по японской литературе и культуре. Переводил романы современных японских писателей на русский. Скончался в Осаке незадолго до смерти отца. Похоронен на Богословском кладбище в Петербурге.
В архиве Г.Г. Свиридова и его матери сохранилось несколько десятков писем отца и редких фотографий. Георгий Васильевич поддерживал с сыном сердечные отношения, внимательно следил за его воспитанием и научной карьерой. Свиридова-старшего до последнего не покидали мысли о сыне. Вот одна из дневниковых записей, сделанная композитором в Пасху 1994 года: «Христос воскресе, Георгий Васильевич!! Сегодня первый день Пасхи, светлый, теплый после ужасной, тяжелой, холодной, безнадежной (казалось) зимы. Вчера отправил письмо Юрочке моему бедному, моему милому и дорогому. Очень тревожусь за него. 1 мая 1994 года». Публикуем фрагменты двух писем отца к сыну и фотографии из архива Г.Г. Свиридова.
Родной мой сынок Юрочка!
Я получил твое письмо. Отчего ты так редко мне пишешь? Ведь ты обещал мне писать регулярно и почаще. Я очень рад, что лягушка тебе понравилась. Портрет свой я тебе перешлю или привезу сам. Обязательно приеду ко дню твоего рождения. Будь здоров, мой славный мальчик, очень без тебя скучаю. Скоро мы с тобою увидимся и побудем вместе. Крепко тебя целую и обнимаю.
Твой папа. Москва. 16 апреля 1958 г.
Вчера получил твое письмо, родной мой сынок, читал его раз семь: так было приятно видеть буквы, написанные твоей рукой. По газетным сведениям, в Ленинграде ночью до −2, а здесь еще тепло, но тоже похолодало, ночью до плюс 14-15, а днем около 20°. А было все время 25, ночью 20-22... Блаженствовал я и купался по два раза в день, вода 23°. Можно купаться и сегодня, море теплое, но я сшиб себе ноготь на большом пальце левой ноги, теперь болит. Потому обречен на сухопутный образ жизни и из наслаждений предаюсь чревоугодию. Еда здесь, друг ты мой, совершенно сказочная. Ничего подобного нет нигде более, я тебе говорю с полным основанием.
Мне все хотелось бы залучить тебя сюда хоть на несколько дней, но, видимо, я действую нецеле-устремленно. Как ты можешь судить по письму, настроение у меня не то чтобы легковесное, а прямо-таки болванское. Ни о чем сейчас не хочу думать, до того устал, что сплю днем, чего со мной не бывало много лет. Рад, что я тебе понравился в качестве Марлона Брандо (по телевизору). Но съемки в Ленинграде концерта с Образцовой вышли еще лучше, поживее: публика, аплодисменты, возбуждение зрительного зала, поет она дивно, я очень доволен получившимся киноматериалом. Дай Бог, чтобы режиссер не испортил его своим мастерством. По правде, надоело возиться со старой музыкой, надо сделать новое, но никак не войду в необходимое состояние. 10 ноября я все же решил выступить в Москве с Нестеренко. Большой зал закрыли (прогнил балкон!), и все концерты идут в зале Чайковского. В Москве начался сезон, но я сейчас мало этим интересуюсь...
Жалко, что ты остался без отдыха, он нужен для тела и для освежения головы. Иной раз после отдыха работа сразу сдвигается на порог выше, знаю это по опыту. Конечно, можно и зимой отдохнуть. Хочешь куда-нибудь в санаторию? Это можно все устроить без труда. Мне, конечно, очень бы хотелось, чтобы ты приехал ко мне осенью. Думаю быть в Москве к 10 октября. С 10 по 20-е будут идти заседания Ленинского комитета по премиям, приедет много хорошего народу. Аникушин выставил мою особу (в гипсе) на обозрение в Манеже. Эльза смотрела и, в общем, одобрила.
В телевидении сняли фильм-концерт «Патетическая оратория» (в который уж раз!), но, по-моему, ничего особенно нового не придумали. Впрочем, я видел только декорации. Но запись они взяли хорошую (Кондрашина), так что с музыкальной стороны все будет прилично, а то иной раз так играют, что самому становится стыдно.
Одна молодая женщина написала прекрасную аспирантскую работу «О национальной сущности произведений Свиридова», в которой есть много ценных и глубоких мыслей. Это большая неожиданность и очень приятная. Тем более это совсем новый человек. Дел в Москве прорва, но не хочу пока думать об этом! Кончаю свою старческую болтовню. Крепко тебя обнимаю и целую, мой родной, береги себя!
Привет от Э. Густавовны. Она чувствует себя неплохо.
Любящий тебя отец, 28 сентября 1977 г., Пицунда