- Николай Карлович, как вы сами оцениваете нынешнюю программу "Зеркало"? Что в ней вас не устраивает?
- Я не могу сказать, что меня что-то не устраивает, но знаю, над чем еще надо работать, - над самой формой программы. Очевидно, что ток-шоу - жанр для меня новый, который еще надо осваивать. Пока что я работаю скорее интуитивно...
- Почему вы отказались от прежней формы программы?
- Да мне надоело, я просто устал. Ведь с тем "Зеркалом" я прошел две президентские кампании, две информационные войны... Где-то я уже говорил, что время от времени надо менять форму, как удав Каа - кожу. Мне кажется, что сегодня стандартная, консервативная, тяжеловатая аналитическая программа - не ко времени. Сегодня нет войны - я имею в виду политической, нет баррикадной ситуации, противостояния, настроения "кто кого" - время, я бы сказал, не судьбоносное и, слава Богу, спокойное. Для политических тележурналистов это беда, потому что хочется чего-то острого. А просто звать гостей по одному, спокойно разговаривать с ними в студии, анализировать ситуацию - профессионально, может, интересно, но для зрителей - тоска зеленая: драйва нет, адреналин не впрыскивается. Поэтому мне захотелось все сменить.
- Прежнее "Зеркало" было авторской программой, построенной на вашей собственной точке зрения. Теперь же больше высказываются гости, а вам остается функция некоего связующего звена, дирижера чужих мнений. Где интереснее было работать?
- Во-первых, "Зеркало" осталось авторской программой. А во-вторых, я и сейчас своей точки зрения, своей позиции не скрываю - это мой стиль. Просто выражение ее не носит подчеркнутого характера. Я не сижу и не буравлю глазами аудиторию, а встаю или хожу, и если у меня есть какие-то соображения по тому или иному поводу, то их высказываю. На телевидении я уже, в общем-то, все попробовал - во всяком случае, в информационно-политическом жанре: вел и ежедневную, и еженедельную информационные программы, делал комментарий к информационным передачам. Все они были рейтинговыми. А вот ток-шоу со зрителями я еще не вел.
- Эта программа рейтинговая?
- Рейтинги хорошие. Конечно, хочется, чтобы они были выше. Но для начала, для первых программ - нормально.
- Как вы ощущаете себя в роли шоумена? Вам, наверное, что-то пришлось внутренне преодолевать?
- Ну, я не шоумен. Преодолевать мне ничего не надо. Просто нужно находить себя в новом качестве. Я человек внутренне достаточно мобильный, хотя, естественно, не привык двигаться в кадре. Какие-то проблемы, конечно, возникают, но они не принципиальны, потому что "Зеркало" - не театр, я не играю Хлестакова или Гамлета. Это новый жанр. Тут нужно иногда выходить на первый план, а чаще, может быть, отступать и пропускать вперед гостей, как мужчина пропускает даму. Но при этом не забывать о том, что ты есть, ты - хозяин. Не люблю играть в псевдообъективность, когда Вася, скажем, считает так, Петя - эдак, а я никак не считаю, и вам решать, кто прав. Мне это неинтересно. Это западная манера, которая, считаю, у нас еще не прижилась и вряд ли скоро приживется.
- Во время эфира в студии человек 40-50. Кого вы приглашаете на роль статистов?
- На роль статистов? Никого: мне они не нужны. Есть такой американский жанр, когда приглашают действительно человек 150 статистов, которые сидят в студии и просто слушают - создают некое ощущение жизни, живой студии. У меня большой студии нет, а приглашать их в маленькую считаю непозволительной роскошью. Я приглашаю только тех, кому заведомо интересно происходящее, кто может так или иначе участвовать в программе. Поэтому, скажем, когда была передача, посвященная Дню милиции, я позвал двух больших милицейских генералов, двух чеченских беженок, которые произвели на меня очень сильное впечатление, - серьезных, сдержанных, интеллигентных, без истерики, без царапания лица ногтями. Милицейскому начальству они задавали четкие, жесткие, но при этом, я бы сказал, дружелюбные вопросы. Кроме того, были люди из милицейского профсоюза - офицеры милиции, которые набросились на собственное начальство. Можно ли всех этих гостей назвать статистами? В большей степени, наверное, сам я был тогда статистом, чем они.
- В прежнее "Зеркало" вы довольно часто приглашали Анатолия Чубайса. Кто теперь станет вашим постоянным гостем?
- Я бы не сказал, что Чубайс у меня был часто, - к сожалению: он человек, очень мною уважаемый и очень интересный. И теперь Чубайса тоже всегда жду, особенно если тема его затрагивает, что происходит нередко, потому что он и крупный бизнесмен, и при этом политический деятель. Думаю, он будет бывать в моей программе, как, несомненно, и другие известные и интересные мне люди. Как у профессионала, у меня в этом плане любимцев нет. Как у человека, у гражданина, есть люди, к которым я отношусь с большим или меньшим уважением и симпатией. Каждый, кто имеет отношение к информационному поводу, или отличившийся на неделе, или напрямую связанный с темой передачи, - желанный гость. А мои с ним личные отношения никого не касаются, это не важно. Все равно я буду гостеприимен.
- Вы вообще-то дружите с политиками?
- Нет, личной дружбы не вожу. В личных друзьях у меня люди, которых знаю 20-30 лет. А добрые знакомые среди политиков, конечно, есть.
- Каких принципов вы придерживаетесь в работе?
- А какие могут быть принципы? Ну, скажем, не врать - не потому, что я такой честный, а просто потому, что, если буду врать, то у меня программа не получится. Телевидение - это действительно зеркало. Не случайно я так назвал свою программу: зеркало нельзя обмануть. Разок соврать можно, но постоянно нельзя - потеряешь свою квалификацию. Это будет бездарно и не интересно.
- Вы были участником информационных войн на телевидении. Теперь, когда после тех битв все опомнились, вы не испытываете, скажем, чувства стыда?
- У меня нет никакого стыда, потому что и тогда я занимал ту позицию, которая соответствовала моим убеждениям. Ни за одно из моих выступлений в эфире мне не стыдно. Я говорил только то, что думал, и то, что считал нужным говорить. При этом не копался ни в чьих костях и кишках и поэтому чист как младенец. В первой информационной войне была совместная атака СМИ Березовского и Гусинского на правительство, которое в то время возглавляли формально - Черномырдин, а фактически - Чубайс и Немцов. И я занимал ту позицию, которую считал единственно верной. А именно: как журналист, а не как руководитель компании (я не мог государственное телевидение втравливать в эту войну), я защищал тех людей, которых уважал и которые сами не могли себя защитить, потому что у них не было собственных СМИ. Что касается второй информационной войны, которая развернулась в период предвыборной парламентской кампании 1999 года, то я действительно атаковал КПРФ и ОВР. Но КПРФ, если вы заметили, я всегда подвергал атаке, поскольку всегда считал ее партией прошлого. И когда речь шла о том, кто будет управлять Россией, у кого будет власть, я атаковал их жестко и определенно, потому что не хотел и не хочу, чтобы страной управляли коммунисты. По этой же причине я не хотел, чтобы президентом становился Евгений Максимович Примаков, хотя всегда испытывал и испытываю к нему глубокое личное уважение и симпатию. А если бы ОВР выиграла парламентские выборы, Примаков стал бы президентом. Я не хотел этого, он тогда был слишком близок к левым, у него никогда к ним не было иммунитета. Последнее, что на меня повлияло, - отсутствие его реакции на звериные антисемитские, националистические высказывания Макашова. Поэтому я его атаковал. И - по касательной - Юрия Михайловича Лужкова, потому что "Отечество" была его организация. Хотя ничего личного против Лужкова не имею. Его предусмотрительно держали в запасе: из-за спины Примакова он тоже мог стартовать на президентское место... Но я хотел, чтобы президентом стал Путин, и совершенно не жалею об этом.
- По государственному каналу показали и пленку с "человеком, похожим на Генпрокурора". Как вы считаете, имеет ли телевидение право на подобное - пускать в эфир такой компромат?
- Очень сложный вопрос. Одно скажу: в тот момент я радовался, что не я начальник и не мне принимать решение. Я тогда не завидовал нашему начальству. Но осуждать кого бы то ни было за это решение я не готов. Повторяю, очень сложная ситуация. В тот момент Юрий Скуратов был популярен. Он начал очень опасную для страны игру и бил постоянно, козыряя своей полной чистотой: вот я такой честный, стопроцентно нравственный грязекопатель, который разоблачает аморальных сильных мира сего. И показать, какой на самом деле этот человек, было неприятно, но для общества очень полезно - я в этом убежден. Знаете, лекарство тоже бывает очень неприятным, горьким. Это как раз тот самый случай.
- Но сегодня не поддерживает власть только один канал.
- Ну почему же? Во-первых, вы, вероятно, имеете в виду только федеральные каналы. А во-вторых, что значит - поддерживать власть или не поддерживать? Речь же идет не о том, чтобы по каждому поводу ее кусать. А позиция, которую занимает НТВ, вызывает у меня очень большие сомнения. Это не оппозиция, а личная глубокая обида. А это совсем другое. И ОРТ, и РТР достаточно свободны, когда речь идет о каких-то конкретных вопросах. Посмотрите наши "Вести", посмотрите комментарии по той же госсимволике. Разве вы слышите гром аплодисментов по поводу того или иного решения? Если есть желание не согласиться с действиями любой ветви власти, в том числе и Кремля, а значит, и президента, я, слава Богу, могу это себе позволить.
- Судя по вашей программе, вы не без пафоса поддерживаете власть. Это тоже ваша позиция?
- Да. Но никакого пафоса по отношению к власти у меня нет. Я голосовал за Путина, и было бы нелепо мне на ровном месте его, скажем, за что-то нести. Когда я с ним не согласен, я это говорю. Но это не значит, что я против президента. Он президент моей страны - значит, и мой президент.
- Были случаи, когда вы не соглашались с президентом?
- Да, были. Я был не согласен, в частности, с той позицией, которую занимал Кремль по поводу раздачи портфелей в Думе после парламентских выборов. В одной из передач, прошедшей в эфире, у меня был достаточно жесткий эпизод в разговоре с Путиным на эту тему, когда я задал ему резкий вопрос и получил от него в мой адрес резкий ответ. Когда делал передачу о госсимволике, то прямо сказал, что я против гимна Александрова. И мотивировал свою позицию. Поэтому упреков в лизоблюдстве по отношению к власти я не принимаю.
- Вы не переменили своего мнения по поводу гимна?
- Нет. Как гражданин и как политический аналитик я против гимна Александрова. Потому что этот гимн действительно не только ассоциируется со сталинскими репрессиями, но еще и вносит раскол в общество: он настраивает против власти значительную часть либеральной интеллигенции, в том числе очень уважаемых ее представителей, интеллектуальную элиту. У нас не так много моральных авторитетов, чтобы ими можно было так пренебрегать. Я, повторяю, против гимна Александрова. И считаю, что в данном случае президент поторопился. Но это не значит, что я теперь буду рвать на себе рубаху и пытаться рвать ее на Путине. Президент принял такое решение, я с данным его решением не согласен. Ну и что? От этого мое отношение ко всему остальному, что делает Путин, не изменится.
- Но хоть вставать-то вы будете при звуках гимна?
- Буду вставать, потому что я гражданин своей страны. И при всем при том считаю, что не Александров убивал людей при Сталине, и это не более чем музыка. Больше скажу: если бы "Мурку" утвердили гимном России, я и под "Мурку" бы вставал. У меня к этому отношение прагматичное.
- В 1997-1998 годах вы были председателем ВГТРК. Какой опыт вы тогда приобрели?
- Опыт руководства большим количеством людей, опыт ответственности. Из того короткого периода я вынес две главные вещи. Во-первых, я для себя поставил карьерную галочку: был большим начальником, но повторить это не хочется и не надо. А во-вторых, я понял, что это не мое. Я могу это делать не хуже и не лучше других, но хуже тех немногих, которые в этом плане имеют талант. А у меня талант все-таки журналистский, который я могу реализовывать лучше подавляющего большинства своих коллег.
- Что вам в то время удалось осуществить на государственном канале?
- Больше было того, что мне, прямо скажем, не удалось осуществить. Не удалось прервать ситуацию с падением рейтинга, которая началась еще до меня и была в значительной степени объективной. Не удалось как следует реформировать "Вести". Не удалось до должного уровня повысить самооценку моих коллег - в какой-то момент она спустилась до очень низкой точки, а с неуверенностью в себе очень трудно работать. А о том, что удалось, говорить очень сложно. Удалось удержать компанию в те очень трудные времена, при мне был образован государственный холдинг. Собственно, после этого я и ушел.