- Георгий Григорьевич, грустно, конечно, что этот процесс так затянулся, но пробивать свои идеи вам не впервой. Вспомнить хотя бы историю с Николаем Черкасовым из фильма "Все остается людям". Тем самым Черкасовым, сыгравшим царевича Алексея, Александра Невского, Ивана Грозного...
- Как ни странно, за Николая Константиновича пришлось биться. Причем атаковали с двух сторон. Приятели говорили, что Черкасов - по фильму академик Дронов, прообраз Курчатова - подомнет меня, будет своевольничать. А худсовет "Ленфильма", где должна была сниматься картина, после того как сценарий С. Алешина не приняли на "Мосфильме" (по словам директора киностудии И. Пырьева, "это муть, сплошная болтовня, которую никто смотреть не будет, нет действия"), не утверждал его по причине совершенно противоположной: "Черкасов сегодня творческий труп!" Так - о великом артисте! Я был в шоке.
Потом перепуганный директор "Ленфильма" И. Киселев потребовал уже из готового фильма вырезать центральный эпизод: в споре академика Дронова со священником (Андрей Попов) побеждал служитель культа. Ни я, ни Алешин пойти на сокращения не могли. В итоге картину приняли без изменений. Более того, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС В. Толстиков, который тогда выносил приговор ленфильмовским картинам, поздравил с этой работой и Киселева, и меня. "Узнаю старый "Ленфильм" - "Ленфильм" "Чапаева" и "Депутата Балтики". Это большая удача не только "Ленфильма", но и всего нашего кино".
Привозим картину в Москву. Вызывают к председателю Комитета по кинематографии А. Романову. Тот: "Мне картина понравилась. Но я должен показать ее в ЦК". На следующий день в коридоре "Мосфильма" встречаю Пырьева. "Подойди ко мне". Я подошел. Он обнял, расцеловал меня: "Посмотрел твою картину с Черкасовым. Сидел в зале один и плакал. Ну ты нам и вставил... Принимаем тебя в Союз кинематографистов". В то время он был председателем Союза. Потом Романов сообщил: "Н.С. Хрущеву фильм очень понравился, даем ему высшую категорию. По тем временам это были немалые деньги - можно было купить "Волгу". Алешина, меня и Черкасова представили на Ленинскую премию. Но получил ее только Черкасов. Наши фамилии были вычеркнуты - дух борьбы с "космополитизмом" еще витал в начальственных коридорах. И все равно считаю этот фильм самой своей большой победой.
- Говорят, Пырьев был склонен к антисемитским настроениям. А вы, еще студентом, работали на его картинах "Секретарь райкома", "В шесть часов вечера после войны". Простите за бестактный вопрос: как он терпел вас все это время?
- За ним ходила такая молва. Но уверен: Иван Александрович антисемитом не был. Он дружил с Роммом, Юткевичем, Столпером. Не любил плохо работающих людей, какой бы национальности они не были. Ко мне относился замечательно с первых дней нашего знакомства в Алма-Ате, куда в октябре 1941 года были эвакуированы "Мосфильм" и ВГИК. Спустя некоторое время я пришел на Центральную студию художественных фильмов. Меня приняли ассистентом режиссера Ефима Дзигана, прогремевшего в 1936 году фильмом "Мы из Кронштадта". А тогда он приступал к съемкам "Секретаря райкома". Просмотрев первый материал, худсовет его забраковал. Дзигана без церемоний сняли с картины. Узнав о том, что ее передают Пырьеву, практически вся съемочная группа сбежала от него. Остались двое: ассистентка Суркова и я. Пырьев назначил меня помощником пиротехника. Бегал я с длинной палкой, на которую была надета настоящая военная дымовая шашка, и по команде Пырьева давал черные дымы. Шашка безумно шипела. Все было невпопад. Пырьев кричал в рупор: "Жора, правее!" Я бежал левее. "Куда бежишь? Беги туда, где твоя жопа!!!".
Большей частью снимали ночью, когда заводы не работали. Как-то после съемок Пырьев говорит: "Жора, пойди в библиотеку и достань много старых ненужных газет". Приношу. "Расстели на полу". - "Зачем?" - "В общежитие не пойдешь. Будем здесь с тобой ночевать". - "Почему?" - "Я с Мариной (Ладыниной. - Е.К.) поругался". Больше недели мы спали на полу. Такой он был упорный...
В эвакуации в институтской столовой почти каждый день у нас была жидкая затируха. Как-то Пырьев говорит: "Жора, вот тебе записка. Пойдешь в "Маслоказахсбыт", обратишься к такому-то товарищу, тебе дадут для меня паек: масло и сыр". Взвешивают килограмм масла и столько же сыра. В мыслях по дороге домой только одно: как бы на меня не напали. Вручаю все это Пырьеву, собираюсь уходить. "Подожди". И отрезал мне граммов по 100-150 масла и сыра. Несметное богатство во время войны!
А потом, уже после войны, когда на студии началась борьба с "космополитами" и я оказался в списке уволенных, Пырьев, как и Довженко, Птушко, написал хорошую характеристику в мою защиту.
- Вы были среди первых зрителей его фильма "Свинарка и пастух"...
- Да, он показал его в первые дни нашей работы в Алма-Ате. Я был в полном восторге. И, поверьте, без всякого подхалимажа, искренне выпалил: "Я восхищен картиной". На что Пырьев мрачно ответил: "Вот тебе картина нравится, а Эйзенштейну (он был худруком "Мосфильма") не нравится. Не русский режиссер Сергей Михайлович Эйзенштейн". Потом добавил: "А вот Левитан - русский художник". К слову, хотя Эйзенштейн был не евреем, а прибалтийским немцем, по слухам, на вопрос о своей национальности Сергей Михайлович отвечал: "Нет, я не еврей, но с прожидью".
Вообще, Пырьев был очень искренним человеком. В нем совершенно отсутствовало приспособленчество. Он долгое время не был членом партии, вступил в нее, когда его назначили директором "Мосфильма". Принимал тогдашнюю реальность, верил в светлое будущее. Снимая тех же "Кубанских казаков", реализовывал свою мечту - хотел, чтобы жизнь была именно такой.
- Вы не скрываете своей привязанности к старому МХАТу и мхатовцам. Не однажды приглашали в свои картины Софью Пилявскую, Алексея Грибова, Михаила Яншина, Анатолия Кторова... Как вы стали поклонником этого театра?
- Муж моей тетки Сергей Афанасьевич Черкасов был директором санатория работников искусств в Ессентуках. Туда приезжало много мхатовцев. Летом, мне было лет 13-14, он пригласил меня погостить. Там я познакомился с необыкновенными людьми: Марком Прудкиным и его женой Раисой Молчановой и даже влюбился в Веру Игнатьевну Мухину. Эта необыкновенной красоты женщина меня заворожила. Как-то утром, мы еще спали, она постучалась. "Сергей Афанасьевич, меня ночью чуть не изнасиловали!" И назвала обидчика. "Как же он проник к вам?" - "Прошел по карнизу - а это третий этаж! - и через открытое окно бросился в постель". Вера Игнатьевна была женщиной очень сильной и ему не поддалась. А теперь потребовала, чтобы за хамское поведение его отсюда удалили. Дядя, хотя и сам любитель баб, но здесь-то он лицо административное, - стал думать, что делать. На следующий день, во время обеда, снова входит Мухина и нежным голосом говорит: "Сергей Афанасьевич, не надо высылать этого человека!" - "Что случилось?" - "Я поняла, что это - любовь"...
Мне посчастливилось увидеть многие спектакли с великими актерами: О. Книппер-Чеховой, А. Тарасовой, А. Степановой, В. Качаловым, И. Москвиным, М. Тархановым... В 1937 году я присутствовал на одном из первых спектаклей "Анна Каренина". В тот день МХАТ заполнили колхозники-ударники, съехавшиеся в Москву на свой съезд. Рядом со мной сидела дородная русская девушка, от нее пахло молоком. И вот, когда Каренин - Н. Хмелев достает письма от Вронского и обвиняет Анну - А. Тарасову в том, что она принимает в доме любовника, а Анна объявляет, что любит Вронского, моя соседка в полнейшей тишине на весь театр крикнула: "Молодец, дивчина!"
- Какие еще спектакли оставили след в душе?
- Конечно, "Пикквикский клуб" с Владимиром Грибковым, который совершенно гениально играл мистера Пикквика, Павлом Массальским в роли Джингля, Михаилом Булгаковым - незабвенным Президентом суда. Булгаков сам придумал себе грим. По его словам, "президент суда должен быть похож на паука". Михаил Афанасьевич говорил, что наслаждается этой ролью. Елена Сергеевна, напротив, возражала: "Миша, несмотря на твой успех, ты не должен заниматься актерской деятельностью. У тебя на это нет времени. Ты должен закончить "Мастера и Маргариту". Поверь, это для тебя в жизни самое главное".
- Вероятно, и замысел фильма о последнем десятилетии жизни Булгакова вырос из вашей любви к МХАТу?
- Конечно. Связь Булгакова с МХАТом, где его называли рыцарем искусства, органична и неразрывна. Здесь ставились и запрещались его пьесы: "Дни Турбиных" - спектакль, ставший для театра новой "Чайкой", "Бег", "Мольер".
- Герои вашего киносценария - реальные, известные люди. С кем из них вы были знакомы?
- С Любовью Петровной Орловой и Григорием Васильевичем Александровым. Бывал у них и дома, но и на даче во Внукове. В один из приездов Любовь Петровна предложила: "Пойдемте, покажу вам свою комнату". Это была ситцевая комната. Все: занавески, накидки на креслах из ситца. Она гордо сказала: "Это все я сделала своими руками". Маленького роста, изящная, красивая, она была очень простой в общении. Известный факт: она называла мужа Григорием Васильевичем и на "вы", он ее - Любовью Петровной.
На съемках фильма "Смелые люди", где я был ассистентом Константина Юдина, познакомился с драматургом Николаем Эрдманом. Он и Михаил Вольпин были авторами сценария. Очень остроумный. Всегда шутил. О его анекдотах говорила вся Москва. Был бесконечно влюблен в свою длинноногую барышню Линочку - Ангелину Степанову. Она позволила мне включить страницы о их любви в сценарий...
Эрдман часто играл на бегах - сам себя называл долгопроигрывающей пластинкой. Его арестовали в гостинице, в Крыму, где Александров снимал свою веселую джаз-комедию. Причем арест производил генерал НКВД, с которым он был знаком и дней пять-семь назад сидел в ресторане. Степанова идет в Кремль, к секретарю ВЦИК, куратору МХАТ Енукидзе и просит разрешения навестить Эрдмана, приговоренного к ссылке в Сибирь на три года. "А если мы и вас вышлем?" - "Я готова". - "А театр? Вы же хорошая актриса, играете с самим Станиславским, корифеями МХАТа. Что заставляет вас так непродуманно поступать?" - "Любовь". Ответ так тронул Енукидзе, что он разрешил ей свидание. "У вас есть деньги на поездку? (Степанова молчит). Вот вам номер телефона. Там получите бесплатный билет до Красноярска и обратно".
Знаете, кто ходатайствовал за Эрдмана? Булгаков! Он написал письмо Сталину. Эрдмана возвратили и направили в Ансамбль песни и пляски НКВД, худруком которого был Сергей Юткевич. В ансамбле в это время служил Юрочка Любимов. Эрдман носил форму энкавэдэшника.
Вообще, если вернуться к моей не поставленной пока картине, то она не только о судьбе Булгакова, но и его современников: Есенина, Маяковского, Пастернака, Мандельштама, Ахматовой, Станиславского, Немировича-Данченко... Словом, о судьбе российской интеллигенции в те трагичные годы.
- После стольких мытарств впору опустить руки. Допустим, какой-нибудь молодой режиссер не только с головой, но и наделенный умением, как сейчас говорят, выбивать деньги, попросил бы у вас сценарий. Вы бы указали ему на дверь?
- Нет, я поблагодарил бы его за внимание... Если честно, очень устал от борьбы. И все же пока хватит сил, буду искать возможность поставить этот фильм.