Сергей Ястржембский: Я довольно рано понял, что моя заветная мечта – как можно шире познать мир

Разговор с человеком, чья до предела насыщенная жизнь – путь к гармонии с природой

Знаменитый путешественник, охотник, кинодокументалист, писатель, а в прошлом не менее известный политик Сергей Ястржембский выпустил в издательстве «Бослен» книгу «Надежды выстрел». Ее главная мысль: цивилизованная охота не сокращает, а приумножает природное богатство. Как такое возможно? Как охотник, оплачивая лицензию, способствует сохранению видов? На какие социальные нужды идут плоды такой охоты? Об этом, а также о великом разнообразии охотничьих традиций, об искусстве жить в гармонии с природой – наш разговор с Сергеем Владимировичем.

– С огромным интересом прочел вашу книжку, она открыла мне некоторые вещи в совершенно новом ракурсе. Например, я никак не мог себе представить, что охота способна не уничтожать, а сохранять и даже приумножать природные ресурсы. Парадокс?

– Только давайте уточним, какая именно охота обладает таким свойством. Есть, например, охота промысловая – ею занимаются профессиональные охотники, добывающие, допустим, пушнину. С помощью силков и капканов они отлавливают горностая, соболя, бобра, куницу, чьи шкурки через закупщиков поступают в индустрию моды. Есть охота аборигенных народов – этот промысел обеспечивает само существование, скажем, чукчей, эвенов, эвенков, которым разрешено отстреливать китов, а также угрожающих оленьим стадам медведей и волков. Наконец, есть любительская охота, которая тоже подразделяется на мясную, т.е. промысловую, и так называемую трофейную – нацеленную на добычу определенного вида животного и его ценных дериватов – бивней, клыков, рогов.

С морально-этической точки зрения все эти виды для многих людей неприемлемы, ведь в результате гибнет живое существо. Но если отставить в сторону эмоции, то нельзя не заметить преимуществ, которые имеет на этом фоне трофейная, или, как ее чаще называют в последнее время, природосберегающая охота.

Скажем, летит человек в Таджикистан охотиться на знаменитого барана Марко Поло. Это один из самых престижных трофеев горного охотника. За лицензию на отстрел с него возьмут от 25 до 40 тысяч долларов. 40-50 процентов этой суммы пойдут государству на природоохранные меры – защиту от браконьерства, создание солонцов, подкормку животных в зимних и иных экстремальных условиях. 30 процентов отчисляются непосредственно в местный бюджет на нужды населения. И только 20 процентов остаются компании, организовавшей охоту. Теперь вы понимаете, каким образом трофейная охота сберегает природные ресурсы? Мало того, что отстрел одного-единственного животного дает существенный доход местному бюджету. Видя это, население само начинает бороться с браконьерами, уменьшая их давление на природную среду.

– Но много ли найдется состоятельных людей, готовых платить такие деньги за одного-единственного зверя?

– Поверьте, в мире стоят очереди из таких охотников, ведь число лицензий ограничено. А есть виды животных, охота на которых потянет и на 200 тысяч долларов: скажем, снежные бараны мархуры. Тем не менее в Америке такой охотой занимаются 10 - 11 млн человек. Даже в России, только начинающей развивать этот род деятельности, таковых уже 2 млн.

С усыпленным носорогом

– На меня произвели большое впечатление главы книги, рассказывающие о том, как организовано использование добытого на трофейной охоте материала.

– Прекрасная и вместе с тем больная для меня тема. Прекрасная – потому что в самых разных странах вся эта масса мяса, кожи, костей идет социально нуждающимся категориям населения. Скажем, в Африке охотники на сафари за 10 дней отстреливают 10-15 антилоп, кабана-бородавочника, слона, крокодила или бегемота. Естественно, что-то из добытого будет употреблено ими в пищу, но ни одного грамма мяса они с собой не увезут. Образуется громадный излишек: слон – это 5 тонн мяса и костей, гиппопотам – 3 тонны, буйвол – 800-900 килограммов. Это мясо раздается (не продается!) местным жителям – очень существенное добавление к ежедневному рациону. Ведь 45 процентов обитателей Черной Африки живут на сумму от 1 до 2 долларов в день. Кроме того, это создает сотни рабочих мест для следопытов, раздельщиков мяса, поваров… Если запретить любительскую охоту, это вызовет огромное недовольство местных людей и приведет к мгновенному росту бытового браконьерства с использованием капканов, отравленных копий и всего, что попадается под руку, а как следствие, сокращению популяций диких животных. Или к громадному ущербу для сельскохозяйственных угодий, как случилось в Ботсване после запрета охоты на слонов.

Цивилизованного охотника и в Африке уважают

Еще лучше поставлено дело в США и Канаде. Допустим, вы отстрелили лося. Добытого зверя необходимо за ваш же счет доставить в один из ближайших городков, где муниципалитет решит, куда конкретно ваш дар (а это великолепная, экологически чистая пища) пойдет – в детсад, больницу или дом престарелых.

А теперь – почему эти тема больная: в России подобная система не работает из-за огромного количества медицинских, ветеринарных и прочих ограничений на передачу добытого в социальные учреждения. Сам неоднократно пробовал во многих местах поделиться охотничьей добычей, где-то, например, в Ярославской области удавалось на бытовом уровне распространить мясо добытых лосей и оленей среди матерей участников чеченских кампаний. Но в целом наша бюрократия совершенно не готова к подобному повороту дела. Вопрос надо решать на законодательном уровне, через Государственную Думу.

– В книге вы описываете столько видов самобытной национальной охоты, начиная от рыбной на берегах озера Туркана в Кении до аллигаторной во Флориде... Какая из этих традиций показалась вам наиболее красивой?

– Пожалуй, это соколиная охота в Объединенных Арабских Эмиратах. Виртуозность сокола, настигающего жертву там, где бессильны ружье и другие охотничьи средства, не поддается описанию. Не зря каждая из этих птиц, воспитание и содержание которых требует громадного труда, оценивается в десятки тысяч долларов. Единственный недостаток соколиной охоты – ее скоротечность: все продолжается буквально несколько секунд.

Но по сумме эмоциональных ощущений, думаю, еще более впечатляюща охота на кита, в которой я участвовал вместе с группой чукчей из села Лаврентия. Настоящая боевая операция: сперва в кита загоняют десятки гарпунов с поплавками, которые держат его на поверхности и не дают скрыться в морской глубине, а когда животное начнет выбиваться из сил и к нему можно будет приблизиться, не слишком рискуя быть немедленно атакованным и потопленным, производится решающий выстрел. И нам еще достался небольшой, по выражению охотников, 13-тонный кит. А если б это был 30- или даже 130-тонный гигант? Встречаются ведь и такие. Надо только напомнить, что оба описанных вида охоты относятся не к трофейным, а к традиционным аборигенным.

– Наверняка ваши походы принесли и такой драгоценный «трофей», как встречи с яркими людьми?

– Расскажу только о двоих из них. Это южноафриканец Марк Холдейн, возродивший дикую природу крупного региона Мозамбика. Многолетняя гражданская война в этой стране оказалась пагубна не только для людей. Марк взял значительную территорию в концессию и осуществил на ней ряд проектов, один из которых называется «24 льва»: именно столько животных этого вида он привез на самолете из ЮАР и расселил в окрестностях реки Замбези, где местная львиная популяция была полностью уничтожена во время боевых действий. Сегодня львов уже 70, скоро, думаю, на них даже будет разрешена ограниченная охота. И это лишь часть дел Марка: когда вы видите с вертолета тысячные стада буйволов, зебр, антилоп – а еще пару десятилетий назад здесь была изрытая взрывами пустыня, – охватывает восторг и уважение: как много может сделать один человек!

Есть подобный пример и у нас: предприниматель из Магадана, член клуба горных охотников Игорь Донцов взял в аренду остров Завьялова в Охотском море и на свои средства завез туда якутских овцебыков и горных баранов, создал популяцию, содержит ее… К сожалению, в стране это, пожалуй, единственный случай столь крупного проекта по развитию природной среды.

– Среди поразивших меня фактов, описанных в вашей книжке, – то, что в маленькой Латвии настолько крепко поставлено разведение диких оленей и организация охоты на них, что этих животных там добывают больше, чем во всей России.

– Это снова об особенностях нашего менталитета и бюрократии… Непонимание роли трофейной охоты приводит к тому, что количество занимающихся ею, в том числе приезжих из-за рубежа, постыдно мало для такой державы, как Россия: до пандемии это были 200–300 человек в год. Для сравнения: в Южную Африку ежегодно приезжают 7–8 тысяч охотников, страна зарабатывает на этом 800–900 млн долларов. Вот пример продуманной государственной политики в области охоты! Или возьмите Новую Зеландию, когда-то завезшую марала, а теперь его отстрел сделал страну мировым лидером в экспорте мяса дикого оленя. У нас же среди власть имущих распространено отношение к этому роду деятельности как к забаве и прихоти. Не случайно значительная часть браконьеров – представители правоохранительных органов, как ни парадоксально это звучит. А вспомните дело депутата-коммуниста Валерия Рашкина, незаконно убившего лося…

– Насколько понял из книги, в мире одно из самых перспективных направлений воспроизводства природы – вольерные хозяйства.

– Да, при правильной постановке дела они в состоянии регулярно пополнять дикие популяции. Есть уже такое и у нас – например, ежегодно выпускает десятки диких оленей Эдуард Бендерский, руководитель «Клубагорных охотников». В вольерном хозяйстве можно проводить и серьезные научные исследования, как это делает, например, Сергей Назаркин, пытающийся распространить по России канадского белохвостого оленя. Но подобных энтузиастов еще очень мало.

– Чем вольерные хозяйства отличаются от китайских тигриных ферм, о которых вы пишете с гораздо меньшей симпатией?

– Это просто небо и земля. На упомянутых вами фермах поголовье зверей достигает 6-8 тысяч (в дикой природе – всего 3,5 тысячи тигров), и условия сравнимы с теми, в каких содержится крупный рогатый скот. Ничуть не спасает, что тигр для китайца особое, божественное животное: это не мешает употреблять его мясо в пищу, а усы, шкуру, кости использовать в медицине и сувенирной индустрии. Как вам такой обычай, распространенный среди ловцов удачи в соседних со страной казино (в самом Китае азартный игры запрещены) – в случае выигрыша заказывать на этих фермах свежую тигрятину. Тигра прямо в клетке убивают электрошокером, после чего его мясо идет на бифштексы.

– Ну и о вас самом. Помните у Высоцкого: «Значит, нужные книги ты в детстве читал». Все главное в нашей жизни – оттуда, из детства…

– И моя жизнь – не исключение. Довольно рано я понял, что моя заветная мечта – как можно шире познать мир. В школе меня увлекали гуманитарные предметы – иностранные языки, география, история. Тогдашнее телевидение, конечно, не могло предложить ничего подобного сегодняшним каналам Animal Planet или «Моя Планета», и основная нагрузка легла на приключенческую литературу: Майн Рид, Стивенсон, Купер, Жюль Верн, Гюго…

Но осуществилась моя мечта довольно сложным путем – через учебу в МГИМО, написание диссертации, работу в международной журналистике и исследовательском фонде, десятилетие на ответственных постах в администрации президента России…

С президентами России Борисом Ельциным и Владимиром Путиным

Однако в 2008 году я резко сменил сферу деятельности – ушел с государственной службы, организовал киностудию «Ястребфильм» и снял около 70 фильмов о древних аборигенных племенах и исчезающих цивилизациях планеты, об охране дикой природы. Добавьте к этому десятки книг, фотоальбомов. А толчком ко всему стала охота: в 1995 году, будучи послом в Словакии, я добыл в горах своего первого оленя. Испытанные ощущения не оставили сомнений: это – судьба. Безусловно, счастливая: я побывал в 130 странах, где жил в условиях, о которых ни один кремлевский работник и помыслить не мог, погружался в такие традиции, которые горожанину ХХI века трудно себе вообразить. И может быть, еще важнее то, что такие мои фильмы, как «Кровавые бивни» или «Тигры и люди», привлекли внимание международных организаций вплоть до ООН и, возможно, облегчили участь диких животных.

– А как относятся к охотничьей страсти Сергея Ястржембского в семье?

– По-разному. Съемка фильмов, бывает, надолго отрывает от дома, такое долгое отсутствие не нравится моим домашним. Хотя младшие дети в курсе: такова папина работа, им все объяснила моя супруга Наташа. Которая сама с большим пиететом относится к дикой природе, обожает горные походы, легко поднимаясь туда, где и мне становится плохо, – например, на высоту 5 тысяч метров в Непале. Честно говоря, к самой охоте она тоже относится скептически, как и многие, не приемля гибель живого существа (хотя в Америке около трети охотников – представительницы прекрасного пола), но ей близки мои природоохранные устремления. Кстати, Наталья сыграла ключевую роль в оформлении книги, которая стала поводом нашего с вами разговора, за что ей громадное спасибо.

– А четверо ваших детей – в какой степени они разделяют ваши интересы?

– Старший сын, Владимир, абсолютно индифферентен. Второй, Станислав, несколько раз охотился со мной в Африке. Я надеялся, что он станет продолжателем дела, но бизнес оказался магнитом посильнее. Третий, Милан, без проблем добыл в компании со мной фазана, на этом пока остановился, но ему всего 14 лет. Дочка Анисья, похоже, не охотница по натуре, однако стреляет очень хорошо… Ей 16, она учится.

– Для меня, по первой профессии музыковеда, огромное значение в установлении гармонии с миром имеют музыка и вообще искусство. А как в вашей жизни?

– Музыка – важная часть жизни, начиная с театральных походов, устраиваемых еще моими родителями, особенно велика тут заслуга мамы. Репертуары Большого, Театра Станиславского, Мариинки я знал очень хорошо, этот интерес сохраняется и сейчас. Как путешественник ценю различные национальные музыкальные культуры. Грузинское мужское хоровое пение приводит в восторг. Так же как португальская песенная культура фадо – у меня и в диссертации о Португальской революции, и в моих книгах об этой стране культурная тема отражена. А как необычна музыка и танцы кальбелия – кочевого индийского племени факиров и плясунов, возможно, прародителей цыган! Или завораживающее камлание моего друга-шамана Василия на Дальнем Востоке, или искусство другого шамана, тунгуса Савея, но его уже, к сожалению, нет в нашем мире.

– Вы пишете в книге: мне 70, но я своих лет не чувствую. Что помогает поддерживать такую форму?

– Слава Всевышнему и генам, но есть еще законы природы и продиктованные ими действия. Это разумное ограничение в питании, много спорта – ходьба ежедневно от 5 до 8 км, плавание и новая, очень увлекательная игра падел-теннис. И, конечно, охота – горная, тропическая, в седле, какая угодно.