.jpg)
Метрополитен-опера увидела в самой светлой партитуре Чайковского предвестье сумрачной фантазии Бартока
Из-за антироссийской провокации, случившейся на спектакле «Иоланта» в нью-йоркской Метрополитен-опере две недели назад (см. «Иоланте устроили тест на зрение. Политический» 06.02.2015), о самой этой театральной работе говорили лишь вскользь. В субботу 14 февраля, на представлении, совпавшем с днем влюбленных, никаких ЧП уже не было, и зрители театра, а вместе с ними киноаудитория двух тысяч залов по всему миру, в том числе в России, куда шла прямая трансляция, смогла оценить этот необычный взгляд на оперную классику. По сути в версии польского режиссера Мариуша Трелиньского последняя опера Чайковского стала частью диптиха о тайных и темных глубинах самого светлого на земле чувства — любви. Вторую его часть составила одна из наиболее сумрачных и мистических оперных партитур — «Замок герцога Синяя Борода» Белы Бартока.
«Иоланту» Трелиньского в России уже видели — эту совместную с варшавским Большим театром работу специально выписывали на торжественное открытие Мариинки-2 в Петербурге два года назад. Благо дирижер постановки — Валерий Гергиев, в заглавной роли — Анна Нетребко... Оценив широту жеста и звездность исполнения, мы тогда вполголоса недоумевали — отчего спектакль о любви, которая исцеляет от слепоты и дарит свет, вышел таким сумрачным? Дворец Иоланты тут превратился в маленький охотничий домик посреди дремучего, да еще какого-то инфернального леса, где деревья даже не стоят на земле, а висят, угрожающе раскинув корни, как гигантские пауки. Словно мы вместе с героями окунулись в подземный мир. Очередная режиссерская выходка из разряда — «поставить поперек традиции, какая бы бессмыслица ни вышла»? Так вопрос, вместе с теми деревьями, и повис в воздухе.
Ответ получен только сейчас. И дала его вторая часть диптиха, которую тогда до Петербурга не довезли, а вот сейчас, в работе, довершенной Трелиньским в Нью-Йорке — показали.
На самом деле идея соединить «Иоланту» с «Синей Бородой», что называется, напрашивалась сама собой, и удивительно, что до Трелиньского никто ею не воспользовался. И там и там — заброшенный замок, где Он и Она находят друг друга: символ жизненных дебрей и вспыхивающей в их мраке любви. И там и там сюжет и образы до предела формульны, как в притче. И там и там метраж по оперным меркам короткий, что позволяет выстроить компактную форму диптиха.
Признаюсь, меня, помимо трогательности сюжета «Иоланты» — прекрасный юноша нашел прекрасную девушку, открыл ей красоту мира и взял в жены — всегда напрягала его «внезапность»: все здесь происходит НЕМЕДЛЕННО, в том числе любовь двух совершенно не знающих друг друга юных существ. А что НА САМОМ ДЕЛЕ в глубинах душ влюбленных, о которых они, в силу юности и неопытности, не знают?
Для того, чтобы понять это, Трелиньский и предлагает нам заглянуть в другой замок — герцога Синяя Борода. Мы — в том же «Иолантином» лесу, а когда попадаем внутрь замка, он хоть гораздо больше жилища Иоланты (по сути это и есть сам подземный мир с его множественными ярусами ужаса и насилия, куда герои спускаются на фантастическом лифте), но мы все время видим что-то знакомое. Например, стенку с отрубленными оленьими головами: герцог, как и Иолантин папа — охотник, и атмосферой убийства пропитано здесь все. Нет, он искренне любит свою избранницу, которую в этой опере зовут Юдит: не зря, как отец Иоланты, носит ОДНУ черную перчатку — на той руке, что для врагов, а другая всегда обнажена — та, что для любимых. Но «любовь и смерть — всегда вдвоем» — это и старина Фрейд бы подтвердил. Полюбишь одну женщину — что делать с предыдущей возлюбленной? Рецепт Синей Бороды на этот счет известен. И мы опять в лесу, только вместо замка перед нами могилы жен и их призраки — мрачно-сладостные воспоминания Синей Бороды...
Ну так где гарантия, что то же самое не случится со временем с Иолантой и Водемоном? Тем более что Чайковский — великий мастер смысловой амбивалентности (вспомним хоть его «веселое» скерцо-марш из симфонии-реквиема под номером шесть) — едва ли случайно дает нам множество зловещих прогнозов, от предельно сумрачного вступления и арии Рене до экстатической кульминации дуэта главных героев на слове... «мрак»!
Исполнительски «Иоланта» оставила желать несколько лучшего. Достойнее других показался исполнитель роли мавританского врача Эбн-Хакия — импозантный баритон из Большого театра Эльчин Азизов, который в этой относительно небольшой, но важной роли выглядел убедительнее, чем полтора года назад в заглавной роли габтовского «Князя Игоря». Басу из Мариинки Алексею Тановицкому, при внешне очень грамотном ведении партии короля Рене, не хватило искренности переживания. Что же до главной пары, то популярный польский тенор Петр Бечала был, пожалуй, излишне напряжен, а в голосе Анны Нетребко, при ее великолепном актерском мастерстве, проявились некоторая тяжеловатость и качание. Кроме того, когда зарубежные исполнители сильно коверкали русский язык, особенно по контрасту с безупречным произношением наших солистов, это изрядно раздражало слух.
Главной же героиней всего вечера я бы назвал феноменальную немецкую певицу-сопрано Надю Михаэль. Мало того, что ее мощнейший голос передал все нюансы чувств Юдит, от страстной влюбленности до смятенного бунта и смертельной покорности — это еще и потрясающе эффектная женщина, буквально созданная для таких сильных экспрессионистских ролей. Нашему замечательному басу из Мариинки Михаилу Петренко оставалось лишь оттенять эту вселенную страстей редкими тихими гипнотическими фразами — чего, собственно, и требовал от него Барток.
И все это — в оркестровом океане-мареве, в которое мастерски погрузил действие Валерий Гергиев.
Добавим, что, как всегда в Метрополитен-опере, вела трансляцию (бойко и увлекательно) одна из звезд этого театра — на этот раз ею была Джойс ДиДонато. Тут имелся и определенный замысел — певица, среди прочего, показала кусочек следующего транслируемого спектакля, который усилиями российской компании CoolConnections нам покажут 14 марта, это будет опера Доницетти «Дева озера», и главную роль в ней предстоит исполнить самой Джойс.