Виктор Шувалов забивал решающие шайбы на победных для нас чемпионате мира 1954 года и Олимпиаде-1956
Он последний живой из той легендарной сборной СССР, что начинала восхождение к мировым высотам. Именно Шувалов забивал решающие шайбы на победных для нас чемпионате мира 1954 года и Олимпиаде-1956. Виктор Григорьевич неоднократно давал интервью и комментарии «Труду» — и всегда поражал прекрасной памятью, бодростью и чувством юмора. Вот его рассказ.
— Еще не окончив школу, я пришел на Челябинский тракторный завод 1 сентября 1941 года. Семья голодала, а на заводе давали карточки. За три года освоил токарный и фрезерный станки, дошел до пятого разряда. Ни о каком спорте тогда и речи не было — работали по 12 часов без выходных. Но в 1944-м на заводе собрали футбольную команду. Сначала нас отпускали на тренировки с работы после обеда, а потом и вовсе освободили от станка. Играл за местный «Дзержинец», попал на заметку столичным тренерам. Сохранял преданность клубу, но лишь до той поры, пока не получил приглашение в команду ВВС лично от Василия Сталина.
Каким он был, Василий Иосифович? Могу точно сказать, что спортсменов он любил, знал о нуждах каждого. После матча заходил в раздевалку. Он одним из первых в СССР разглядел перспективы хоккея с шайбой. С его подачи многие игравшие в хоккей с мячом (а таковыми были чуть ли не все футболисты) переквалифицировались на шайбу.
В 1950-м Василий меня спас от смерти: приказал мне не лететь на матч в Челябинск, чтобы местные болельщики не кричали, что я предатель... Тот самолет разбился при посадке. В команде живыми остались только не полетевшие на тот матч Бобров, Виноградов и я. Среди погибших был мой друг. В одной тройке мы играли с Юрой Тарасовым, братом ставшего потом знаменитым тренером Анатолия. Юра был человек мягкий, деликатный, без камня за пазухой. Он познакомил меня с Москвой, водил к себе домой. Был очень талантлив и в футболе, и в хоккее. Авиакатастрофа оборвала его жизнь на взлете. Не случись ее, Юра, несомненно, попал бы в состав сборной 1954 и 1956 годов.
А с другим партнером по тройке — Всеволодом Бобровым — мы друзьями не были, но относились друг к другу уважительно. Сева с Василием Сталиным дружил искренне, не ради благ. Когда сын вождя попал в тюрьму, Бобров одним из немногих отваживался ездить к нему на свидания и хлопотать об облегчении режима. А вот с Бобровым-спортсменом было непросто. Он хотел, чтобы партнеры играли на него, сам до паса был жадным — и в футболе, и в хоккее. Зато тренером Всеволод Михайлович был демократичным. У него действовал тренерский совет, куда входили Бабич, Виноградов, Мкртычан, игроки опытные и авторитетные.
Вообще-то у меня со всеми тренерами складывались неплохие отношения. А с чего им быть плохими? Я не пил, не курил, был дисциплинирован, тренировался фанатично. Из наставников выделю еще Аркадия Чернышева, человека добрейшего и демократичного. Был такой случай. Перед Олимпийскими играми 1956 года в сборной ввели драконовскую дисциплину. Товарищи из КГБ мелочно проверяли хоккеистов насчет курения и выпивки. Глупость несусветная. Евгению Бабичу было 35, дымил он с 15 лет — и был самым резвым и выносливым в команде. И вот он ночью на базе вышел в коридор, сунул сигарету в рот, а спичек не взял. И тут Чернышев. Щелкает зажигалкой Бабичу — и сам просит у него сигарету... Перед вылетом в Кортина-д’Ампеццо артисты дают нам концерт. Юморист загадывает залу загадки: «А кто всем дает прикурить?» Мы должны вроде бы отвечать: «Сборная СССР!» А вместо этого закричали хором: «Аркадий Иваныч!»
В 1954-м мы впервые стали чемпионами мира. До начала турнира главные фавориты — канадцы — пришли на нашу тренировку, посмотрели минут десять, посмеялись и ушли. Наша убогая экипировка их рассмешила. Байковые трусы с карманом, в который вкладывались фибровые пластины — вот и вся защита. А еще старались не бить с размаху по шайбе — берегли клюшки, которые, в отличие от канадских, разлетались на части после каждого щелчка. Чернышев нас просил в матчах со слабыми соперниками меньше щелкать, чтобы клюшек на весь турнир хватило.
Зато боевитости нам было не занимать. Дрались тогда меньше, чем сейчас в КХЛ, но защитников-грубиянов на место ставили. Спартаковец Анатолий Сеглин против Боброва однажды грязно сыграл. А Сева в другой момент его подстерег, мазнул клюшкой по лицу — и шесть зубов вынес. Вот и в матче с нами канадцы попытались взять нас на испуг, действовали грубо, задиристо. Бобров едва получал шайбу — в него сразу с разгона двое врезались. Но мы выстояли — и наказали их результативной игрой.
А первыми нашими учителями были латыши, потом чехи. У тех и других до войны были сильные сборные, а в 1947-м и 1949-м чехи чемпионаты мира выиграли. Тогда в СССР не было искусственного льда, на первые матчи мы выезжали в Чехословакию. Именно чехи нас научили при броске отрывать шайбу ото льда. Мы с Властимилом Бубником подружились. Он был выдающимся мастером хоккея и футбола, очень доброжелательным, хорошо по-русски говорил. Я у Бубников бывал дома. Но когда тот приезжал в Москву, мне неловко было звать Властимила к себе в гости: вся моя квартира была такого же размера, как у Властимила прихожая. Вел их в ресторан. С чехами и словаками у нас были прекрасные отношения до 1968 года.
Жизнь вынудила меня продать золотую олимпийскую медаль. Пенсии в 90-е годы были крохотные, на жизнь нам с женой не хватало, а тут еще я заболел: Да я не один такой — в те годы свои медали вынуждены были продать наши ребята-хоккеисты Хлыстов, Кучевский, Трегубов, Сологубов: Скупал награды парень из спорткомитета по кличке Лешка-фарца. Он нас, помню, убеждал, что медали большой ценности не имеют, поскольку они из серебра, а слой позолоты тонкий.
Месяц мы с женой благодаря проданной награде прожили в относительном благополучии. А в 2014-м мне преподнесли сюрприз: на приеме в Кремле Владимир Путин вручил мне ту самую медаль — ее выкупили у коллекционеров. Так вот с этой наградой и доживаю.