Александр Нилин: Не говорите, что спорт – вне политики!

Спортивного обозревателя точнее назвать летописцем эпохи

В официальной биографии Александр Нилин именуется как журналист, спортивный обозреватель, литературный критик, писатель. Но точнее назвать его летописцем эпохи. В течение 70 лет был знаком и дружил со многими людьми, известными на всю страну и за её пределами — в литературе, науке, спорте, кино, политике и других сферах. О многих написал ярко и объективно — вплоть до обид со стороны лауреатов и их родных. И в возрасте 81 Александр Павлович весь в работе и больших планах. Сегодня в разговоре с Нилиным акцент на спорте, где он писал не про очки, голы, секунды, а про личностей, которые прославляли страну.

— Александр Павлович, после школы вы поступили в школу-студию МХАТ, где дружили с будущими звездами кино. Кто в вашем поколении студентов был лучшим футболистом?

— Игорь Соловьев — до школы МХАТ играл за сборную Эстонии. Потом стал режиссером на телевидении. Когда я поступил на первый курс, мало кому тогда известный студент Владимир Высоцкий говорил мне, что в детстве у него неплохо получалось в футболе. Но его второй курс почему-то в футбол не играл, в отличие от нашего. А тем более, от с третьего, где Вячеслав Невинный и Анатолий Ромашин не просто страстно любили гонять мяч, но и матчи между студентами организовывали.

— Первый опыт журналиста вы получили в школе-студии МХАТ?

— У студентов была популярной чикирома — игра в хоккей зале теннисным мячом в ворота из посылочных ящиков. Наш директор Леонид Радомысленский поначалу её запрещал. Но Ромашин сделал серию фотографий наших игр, а я по просьбе Невинного подписал текст. Мы вывесили стенгазету, и Леонид Захарович, посмотрев на неё, сказал: «Коль у вас так серьезно, то играйте». Так моя первая публикация принесла сокурсникам пользу!

— После двух курсов вы ушли на журфак МГУ.

— Преддипломную практику проходил в «Советском спорте». Молодых журналистов тогда не было — в штате младшим был там Слава Токарев, 30 лет с небольшим. Большая публикация в «Советском спорте» могла сделать автора известным. И там моя первая статья была про боксера Виктора Агеева, причем, я даже не был с ним знаком. Но впервые о нем узнала широкая публика именно благодаря мне. Потом мы с ним подружились, до сих пор дружим. Даже Василий Аксенов написал про нас рассказ. Однажды мы втроем хорошо посидели в шашлычной, и наши разговоры стали для Аксенова сюжетом рассказа «Поэма экстаза» о боксере-супермене Геннадии Мабукине, прототип которого — Агеев, а его друг репортер Илья Слонов списан с меня. Там много гиперболизировано и досочинено автором. Но получилось смешно.

А я про Агеева опубликовал большой очерк в «Юности», что было очень престижно — могли даже принять в Союз писателей. В 1964 году по окончании МГУ я пошел в АПН, что с точки зрения перспектив карьеры было неправильным. Сейчас я считаю работу там потерянным временем, но мне нравилось. Даже я чему-то научился, но был далек от темы спорта. Много лет спустя я был редактором журнала «Спортклуб». Вся моя работа в спортивной прессе суммарно — четыре года.

— Самым продуктивным для вашего творчества считаете возраст за 60?

— Слова «творчество» и «труд» не люблю применять к своей деятельности. Я не работаю, а пишу. У меня по жизни шло медленное развитие, и публикаций после 2000 года получилось больше, чем до. Самую удачную книгу «Станция Переделкино: поверх заборов» я написал в 75 лет. Надеюсь, и после 81 года что-то успею. Сейчас род моих занятий ближе к тому, что хочу — по сравнению с молодыми годами. Я вообще никогда много не писал — разве что именно в последнее время.

— С интересом слушаю ваши сериалы на двух каналах Ютуба. Пишете текст перед звукозаписью?

— Нет, лишь план держу в голове. Помню ассоциациями, и Ютуб для такого типа мышления идеален. Это импровизация. Техническую часть работы выполняет зять моего приятеля. А я стараюсь, чтобы ему легко было монтировать. Мне Ютуб компенсировал мои неудачи в прессе, кино, театре и на телевидении — везде меня ограничивали, а Ютуб дал свободу. Как говорю, так и пишу. А по жизни я всегда больше говорил, чем писал.

— Какую профессию считаете своей главной?

— У меня профессии нет. Два года учился на артиста, потому привык себя представлять на месте разных людей. Например, в последнее время становятся всё интереснее хирурги. Мне сделали 7 операций, и не опытные светила, а молодые, но очень умелые. Стараюсь вникать в их мировоззрение.

— Друзья Стрельцова — Иванов, Кавазашвили, Парамонов, Ильин — говорили мне: Эдик — умный мужик, но перед аудиторией двух фраз не мог сказать. Как вы умудрились на две книги его разговорить?

— Лидия Иванова-Калинина тоже удивлялась: при ней Эдик 15 слов не сказал за все годы. Но я с ними не согласен. Эдик мог говорить, а мог и не говорить. Я приходил с бутылкой водки, мы выпивали, он рассказывал. Он ложился отдыхать, я записывал. Всё «Вижу поле» написано с его слов. На её презентацию из опасения, что Эдик не сможет отвечать на вопросы публики, мы пригласили Андрея Старостина, известного краснобая. Но Эдик пришёл выпившим и так разговорился, что Старостину нечего было сказать. Эдика неправильно воспринимали. Он казался простоватым, но лишь при шапочном знакомстве. Был очень сложно организован, сильно зависел от настроения. Таких в России едва ли не половина. Но они не наделены гениальностью в какой-то сфере деятельности, как Эдик в футболе. В спорте не бывает людей без характера — там постоянно надо работать локтями, что-то доказывать себе и другим. Но Эдик был лишен этого. Он не спортсмен и не борец по натуре. Его спасала лишь гениальность. И то не всегда. В 1958 году целенаправленно охотились на ведущих футболистов, на Эдика в первую очередь. Ему неоднократно намекали: будь осторожен. Но он был чужд чувству самосохранения. Таким остался и после пяти лет за решеткой. Но! Как можно вернуться в большой футбол, где в его отсутствие провели 3 чемпионата мира и дважды меняли тактические схемы? В начале его карьеры играли в 5 нападающих, по возвращению — в 2. А он сразу вписался в игру! Других таких в большом футболе нет.

— Анатолий Бышовец удивил — сам книгу написал и даже сам отпечатал на компьютере.

— Польза от книги Бышовца ещё и в том, что изложены интересные оригинальные мысли и с глубоким знанием дела. А то ведь в текстах половины пишущих про футбол людей «с именами», но без футбольного опыта — сплошные банальности.

— Знаете других людей спорта, которые тоже писали без участия журналистов?

— Разве что Понедельника. Кстати, мой отец (писатель Павел Нилин — «Труд») спортом не интересовался, а из всех футболистов знал лишь Витю... потому, что дружил с его отцом — известным журналистом. У меня спрашивал: «Как дела у сына Володи Понедельника?» С Виктором мы в 1980-х подружились. Мне кажется, он меня даже переоценивал. Из футболистов ещё Михаил Гершкович был замом главного редактора в еженедельнике «Футбол». Коллеги хвалили его за профессионализм. Сергей Сальников окончил журфак. Писал статьи, но не так много, как мне хотелось бы. Комментировал интересно, но тоже мало. Но таких аналитиков ценили ещё меньше, чем сейчас.

— А из футболистов поздних поколений кто удивил вас?

— В 1988 мы снимали фильм «Невозможный Бесков», всё лето я провел в Тарасовке. Из той команды меня поразил Федор Черенков. Добрейший, со странностями — князь Мышкин конца 20 века. Очень стеснительный, но, если разговорить, можно было услышать интересные вещи. Из более поздних нравится Андрей Аршавин — умный парень.

— Лучшим комментатором считался Николай Озеров, потом Евгений Майоров, Владимир Маслаченко, Геннадий Орлов. А сейчас ни одного с опытом игры на высоком уровне. Это плохо?

— Юрия Севидова до того, как он сел в 1965 в тюрьму, я знал лишь как талантливого футболиста и раздолбая. Но в 1980-х послушал — как он говорит о футболе, и удивился — почему ни одно СМИ не использует такую блестящую аналитику. Едва я стал редактором «Спортклуба», сразу Юру пригласил. И горжусь, что сделал это первым. И именно к нему я первым применил термин «футбольный аналитик». Таким же был Валерий Воронин, но остался невостребованным. У тех, кто мог бы его использовать, сложился стереотип «Валера спился, и никому не будет интересен». Хотя несколько его статей всё же напечатали, и они были самыми оригинальными для того времени. Но это мало для его потенциала. И когда я близко познакомился с Севидовым, я вспомнил именно о Воронине. Оба блестяще понимали футбол и могли грамотно, интересно излагать свои мысли. Юра, надо отдать должное, вел себя тогда разумнее Валеры. До сих пор жалею, что мне так и не удалось написать о Воронине книгу. Но надо признать, что после аварии он полностью не выздоровел — сильные головные боли, эпилепсия. Ещё выпивал, что тоже мешало реализоваться в СМИ. В 1960-80х не было некоторых нынешних жанров журналистики, но футболисты были ярче. Досадно, что великих людей тогда не разглядели в полной мере. Когда в 1980-х готовилась публикация о Дасаеве, я спросил у Стрельцова: сложно ли забить Дасаеву? Эдик полчаса рассказывал — как вообще сложно забить гол. Жалею, что не записал тот монолог на диктофон... Да и негде его было опубликовать. А сейчас это стало бы вершиной футбольной аналитики.

Озеров глубоко понимал футбол, но в репортажах «придуривался» и не демонстрировал этого понимания. Был официозом и говорил лишь то, что надо начальству. К сожалению, проявил себя лишь как артист и конъюнктурщик. В отличие от Вадима Синявского, пошёл по простому пути, хотя футбол знал лучше. А вот Маслаченко и Майоров на фоне Озерова являли собой аналог документального кино на фоне театра. Оба рассказывали именно про футбол, потому я их ставлю выше. А из поколения Озерова я восхищался Виктором Набутовым. Он играл в высшей лиге больше Озерова, выполнил нормативы мастера в нескольких видах спорта. Был очень эрудирован и прекрасно говорил. Но стал известен лишь в Ленинграде.

У нынешних комментаторов нет опыта игры на высоком уровне, но есть громадное самодовольство. Не хотят прибавлять в профессионализме, полагая, что уже схватили Бога за бороду. Есть талантливые, но не в популярных видах спорта. Никто не ведёт репортажи в футболе так интересно, как Лидия Иванова в гимнастике. Она двукратная олимпийская чемпионка, да и ярко говорит. Руководители ТВ и прочих СМИ не хотят искать талантов. Таланту постоянно завидуют. Синявский не очень хорошо знал предмет, который комментировал, но с его слов вся страна представляла — что происходит на его глазах. Многие стали болельщиками и даже футболистами благодаря таланту Синявского. Освещать спорт раньше было не так почетно, как сейчас. Многие спортивные журналисты 1950-80-х годов «выпали» из «большой» журналистики, и для самых талантливых из них это было понижением. Но они в теме спорта прекрасно себя проявляли. А сейчас, когда все дороги открыты, в эту профессию таланты попадают реже.

— Шостакович был футбольным знатоком?

— Он ходил на матчи в Ленинграде и Москве. Представьте картину: в разных концах Северной трибуны сидят Шостакович и Абакумов, оба болеют за «Динамо». Я дружил с его детьми, бывал у них дома. Я знал — что он за величина, и не заводил разговоров с ним. Он для журналистики был слишком закрытым. Но статистику футбольную вёл. Однажды журналисту Константину Есенину (сыну великого поэта) кто-то звонил в отдел, не застал его, но выражал недовольство публикацией. Сотрудники оставили Константину Сергеевичу номер телефона. Придя в редакцию, Есенин перезвонил и спросил: «Есть ли у вас старик, интересующийся футболом?» Сразу позвали к телефону — видимо уже привыкли к подобным поворотам. Хотя на тот момент Шостаковичу не было и 55 лет. Есенин долго спорил с невидимым собеседником о футбольных цифрах и фактах. А когда понял — с кем говорит, впал в ступор.

— Кто из знакомых поэтов и писателей говорил не менее ярко, чем писал?

— Большинство. Некоторые стеснялись на публике, но в узком кругу и под настроение почти все говорили интересно. Исключение лишь Владимир Набоков — косноязычный в разговоре, но яркий в прозе. Образ Лужина он писал с себя. Ираклий Андронников, наоборот: был литературоведом, но говорил ещё ярче, чем писал. Он приходил к нам, когда мы жили на Беговой. В узком кругу феерил ещё ярче, чем на сцене.

— Были обиженные вашими публикациями?

— Легче назвать тех, кто не обижался — Стрельцов, Воронин и Агеев. Но я не убежден, что понравилось сыну Стрельцова. В глаза мне не высказывал, но судя по его интервью, ему нравится, когда об отце пишут в другом ключе. После книги «Невозможный Бесков» Константин Иванович и вовсе со мной поссорился. Сборником «Станция Переделкино: поверх заборов» все дети писателей, кроме Миши Фадеева, были крайне недовольны мною, некоторые друзья детства перестали общаться. Разумом понимаю: надо писать так, чтобы потом меня все любили. Но что-то мне мешает. А у меня получается «правильно» говорить на именинах и похоронах, но не на бумаге. Возможно, я недостаточно добрый человек.

— Как международные санкции могут отразиться на нашем спорте?

— В спорте сейчас действительно сложилась неблагоприятная ситуация, потому что в большинстве видов даже наши чемпионы не имеют выхода на международную арену. Но не надо говорить, что спорт — вне политики. Большой спорт — это большая политика. Надо смотреть правде в глаза. Таких спортсменов, у которых действительно нейтральный статус, совсем немного. Иначе зачем государство вкладывало бы в будущих чемпионов такие большие деньги, если бы они не участвовали в международных турнирах? И ведь сколько наших спортсменов стали депутатами Госдумы. Для сравнения: в советское время в Верховном Совете СССР не было чемпионов, даже бывших. Значит, привлечение некоторых из них к политике — это знамение именно нынешнего времени. А государственные награды за спортивные достижения получают все наши чемпионы. Если весь народ нашей страны волей-неволей вовлечен в политические события, то почему спортсменам быть в стороне? При том, что я сочувствую всем, кто попал сейчас под эти санкции. И на ближайшее будущее выхода не вижу.

— Станет спорт менее интересным для россиян?

— Я — старый человек, и помню — как до 1952 года наших не было на Олимпиадах. Но мы с не меньшим азартом смотрели игры «Динамо» против ЦДСА и «Спартака». Нам и в голову не могло прийти, что их матчи против английских и других зарубежных клубов будут когда-либо официальными, регулярными и ежегодными. В сфере культуры — тоже самое. Больших зарубежных артистов наша публика впервые вживую увидела лишь после 1956 года — когда состоялись первые зарубежные гастроли Большого театра. Певцы Козловский и Лемешев в период своего расцвета не выступали перед иностранной публикой. Оба могли бы достойно представлять нашу страну, но мир их не узнал. И МХАТ не ездил за границу с 1937 по 1956 годы.

В нынешних условиях наш спорт многое потеряет. Лидерам для роста мастерства надо постоянно соревноваться с равными себе и более сильными — особенно в игровых видах спорта. А часть болельщиков вообще до сих пор смотрело только трансляции международных турниров. Теперь им придётся перестраиваться. Будем надеяться, не навсегда. Но для людей моего возраста, наверное, именно навсегда. Так что российским спортсменам и болельщикам придётся пережить психологическую перестройку.

— Расскажите о ваших творческих планах.

— На канале Ютуб «А. П. Н — Я и другие» готовлю продолжение серии об обитателях Переделкино, затем про писателей и актеров — обитателей домов у метро «Аэропорт». В своих видео очерках я рассказываю только о тех людях, с кем я был лично знаком. В частности, я подготовил выпуск про Любовь Орлову, переиначив название на «Любовь к Орловой». Действительно, была уникальным человеком. Даже самые тяжелые по характеру актёры и актрисы искренне любили её. Не только великая актриса, но удивительно доброжелательный неконфликтный человек. И скромный до невозможности! Тщательно скрывала тот факт, что сидела на коленях у Льва Толстого, и тот подарил ей книгу с пожеланиями. Орлова не рассказывала об этом ещё и потому, чтобы окружающие не вычислили её возраст, которые она тоже старалась не афишировать. А для канала Ютуб «ФиС» — про боксёра Королёва. Планов громадьё. Мне почти 82 года, а я надеюсь на улучшения. Так что молодые должны надеяться — тем более.